Беспокойная гостья покинула нас, и жизнь опять потекла по обычному руслу, в привычном ритме. Мы продолжили оклейку стен, но я уже не испытывала удовольствия. Людмила бросила семена сомнений, обесценила наш замысел, наш труд, и я сама уже смотрела на всё иначе, под другим углом. Я сомневалась в собственном выборе, вкусе, умении. Мне разонравился и рисунок, и цвет обоев, да и качество работы тоже казалось посредственным. Но дело было почти завершено, и в выходной день мы планировали расставить мебель, отмыть полы и избавиться от пыли.

Воскресным утром меня разбудил ранний звонок.

– Алло, слушаю, – сонно откликнулась я.

– Это Станислав, – глухо послышалось в трубке.

Звонил мой двоюродный брат и родной брат покойного мужа Людмилы. Стасик деликатный человек, и беспокоить людей по пустякам – не в его характере. Потому-то я насторожилась:

– Что-то случилось? У вас неприятности?

– У нас всё по-прежнему, не лучше и не хуже, – мрачно усмехнулся Станислав. – Неприятности у Людмилы…

– Слушай, Стасик! – нетерпеливо перебила я. – Может, она сама разберется в своих проблемах? Мы ремонт делаем, и я вчера поздно легла, пока что плохо соображаю. Не расположена я обсуждать с раннего утра Людкины причуды! Она жила у меня почти неделю, я наслушалась её досыта! На год вперёд. Если, конечно, очень хочешь что-то обсудить, то давай созвонимся вечером и поболтаем. Но надо ли тебе вникать в её заморочки? Подумай до вечера.

– Да подожди ты! Дай сказать! Мне позвонили ночью. Людка в больнице! – выпалил Станислав. – Разбилась она.

– Как разбилась? – ахнула я. – В аварию попала?

– Нет, с лестницы свалилась. В какой-то подмосковной больничке лежит.

– Так она же на дачу к кому-то поехала…

– Вот на даче и свалилась. Она позвонила своему бывшему начальнику. Разговорились, вспомнили былое. Он сказал ей, что в выходные будет с семьёй на даче. Имел неосторожность пригласить нашу Людмилу. Она рванула к ним в гости. Там застолье, закуска, выпивка – всё, как полагается. Людка перебрала спиртного. Её спать уложили на втором этаже. А ночью она проснулась, и её понесло куда-то. Может, в туалет, может, подышать. Одним словом, упала с лестницы и серьёзно расшиблась. Хозяева вызвали неотложку. У них нашёлся мой телефон, мы когда-то сотрудничали. Они и звякнули, – пояснил Стас. – Людка в больнице. Ехать надо. Всё же я мужик, надо бы по-женски разобраться, что ей требуется, чем помочь.

– А твоя Наташа не может с тобой поехать?

– Она у матери. У нас тёща оправляется после инсульта. Забыла?

Брат напомнил о своих непростых семейных обстоятельствах, и мне стало совестно. Мир делится на здоровых и больных, и эта грань тонка. Такова жизнь. Болезни входят в состав бытия. Пока всё благополучно, мы ищем истоки радости и удовольствий. Занедужив, мы мечтаем только об одном – о простых буднях здорового человека. Недуги диктуют свой суровый режим и окрашивают мир в серые тона.

Я всхлипнула и сказала:

– Прости, Стасик. Дай мне полчаса на сборы. Я с тобой!

– Ну, так я буду через полчаса у вашего подъезда.

Больничка оказалась маленькой, опрятной, очень похожей на старый купеческий особняк. Крепкие стены, высокие окна и уютный садик вокруг. Нам показали палату, где лежала Людмила, но к ней не пустили.

– Пока нельзя, – сказал заведующий отделением. – Мы сделали всё возможное, а там уж как организм справится. Ничего определённого сказать не могу.

– А когда её можно забирать в Москву? – спросил Стас.

– Её нельзя транспортировать. Слишком тяжёлое состояние. Переломы и черепно-мозговая травма… Мы сюда вызвали хорошего специалиста из Москвы, да вот что-то он задерживается. А вообще обещал приехать, – ответил доктор. – Но мы связывались, консультировались. Всё, что делается в таких случаях – исполнили.

– А что ей сейчас нужно? – спросила я.

– Да ничего! Она ведь без сознания. Уход у нас хороший, не волнуйтесь. Оставьте мне свои координаты, чтобы я мог связаться с вами в любое время, – попросил врач.

Мы возвращались в Москву, недовольные собой.

– Бестолково как-то съездили, – изрёк Стас после долгого молчания. – Нет, так не годится! Я посоветуюсь со знакомыми врачами, и надо принимать меры. На ноги надо Людку ставить. Сын у неё, да и сама баба не старая, жить должна.

Однако хлопоты не понадобились. Вечером Стасу сообщили, что Людмила скончалась, не приходя в сознание. Он тут же созвонился со мной.

– Вот такие дела. Давай, помогай! – попросил он.

– Стасик, миленький, я ни разу никого не хоронила! – взмолилась я. – Как это делается, с чего начинать?

– Да я сам всё организую. Назначаю себя начальником штаба по проведению похорон, – мрачно пошутил он. – Ты пока звони родной сестре Людмилы, бывшим её сослуживицам. Я сейчас тебе телефоны продиктую. А я возьму на себя нашу мать и Людкиного сына, Илюху. Им сообщить будет потруднее всего. Потом ты продумай, где поминки делать. В каком кафе, какое меню. А я всем остальным займусь: кладбище, транспорт и так далее, – распорядился Стас.

Я набрала номер сестры и представилась.

– К сожалению, вынуждена вам сообщить, что Люда умерла, – с трудом выдавила я. – Сейчас Станислав занимается организацией похорон…

– Ага, так я вам и поверила! – последовал насмешливый ответ. – Её не задушишь, не убьёшь! Она сама, кого хочешь, со свету сживёт! И не стыдно вам, девушка, участвовать в глупых розыгрышах? Чую Людкины происки! Это в её стиле.

– К сожалению, это не шутки, – сухо заявила я. – Людмила упала и расшиблась насмерть. Похороны послезавтра.

– Так это правда? – удивилась женщина. – А мы ведь с ней всё ссорились в последние годы… Людка, Людка!

Она завыла в трубку.

– Самое время всё простить, – рассудила я напоследок. Мне не хотелось продолжать этот неприятный разговор.

Разговор с сестрой Людмилы был самым трудным. Обзвонить сослуживиц оказалось легче.

Странные получились похороны. Все скорбящие как-то недоумённо молчали, словно сомневались, что Людмила мертва, и опасливо поглядывали на гроб с покойницей. Плакала только одна женщина – хозяйка той дачи, где случилось несчастье. Она жалела и Людмилу, и себя.

– Как же я теперь буду там отдыхать? Ведь этого не забыть, не забыть! – причитала она. – Я не буду туда ездить! Я продам эту дачу! И как же я не доглядела-то, господи! Надо было с ней в комнате спать…

Я сама ощущала какую-то смутную вину перед Людмилой, но не могла даже себе сформулировать, в чём именно. «Прости, Люда, прости», – отчаянно и беззвучно шептала я украдкой. Никто не слышал этих слов кроме меня самой.

Сын Людмилы, Илья, молчаливо сидел у гроба матери и старался не смотреть на покойницу. Всякий раз, когда ему приходилось бросить взгляд на мертвенное лицо Людмилы, он тихо и медленно произносил: «Мама…» Казалось, будто мальчик спит и не воспринимает действительность.

На кладбище я улучила момент и подошла к пареньку.

– Крепись, Илюша. Мы скорбим вместе с тобой. Теперь, пожалуй, вернёшься в Москву, и будешь жить с бабушкой? – предположила я. – С родными-то легче…

Он распахнул глаза и удивлённо посмотрел на меня.

– Нет! – твёрдо возразил Илья. – Я буду жить в Париже. У нас там квартира. Я там учусь, я хорошо говорю по-французски, у меня уже есть друзья. Я буду жить в Париже. Так хотела мама.

Я пожала ему локоть и отошла в сторону. Илья поразил меня своей решимостью и преданностью матери. Я жалела его и восхищалась им.

Гроб закопали, могилу роскошно украсили цветами и венками. Люди поспешили быстрее покинуть кладбище, а я задержалась. Мне хотелось попрощаться на свой лад. Наши долгие беседы с Людмилой всплыли в обеспокоенном мозгу, и я переживала их заново. Я смотрела на свежее захоронение и не верила, что озорная Люда лежит под этим ворохом земли и цветов. Людмила исполнила свои дерзкие мечты, окунулась в европейскую действительность, стала парижанкой и сыну помогла устроиться во Франции, но упокоилась на окраине Москвы. Какая странная, жестокая ирония судьбы…