Ты еще будешь наш-ш-ш-ш-ш-ш!

Сашка не запомнил момента, когда его выбросило из болота. Он просто понял, что летит уже по двушке, а с ним вместе летит Даня. На куртке Дани стремительно таяла пена болота, которой он был заплеван с головы и до ног.

— Нет, ну они там все перебесились! Ксенофонт все-таки Equus asinus! Типичный такой Equus asinus! — убежденно сказал Даня.

— Кто?

— Ну дикий осел он, а не философ! Он утверждал, что Сократ говорил, что врагам нужно причинять больше зла, чем сделали бы враги. Но я-то помню цитату Платона! Платон говорил, что Сократ учил прощать людям и обиды, и боль, и всякое зло, какое бы они ни причинили.

В голосе Дани не было ни малейшего удивления, что он встретил в болоте философа Ксенофонта и что тот вступил с ним в беседу. Сашку же поразило другое: там, где ему мерещатся ужасы, другим, оказывается, является Ксенофонт.

— Как-то ты больно легко от эльбов отбиваешься! — сказал Сашка.

Даня скромно улыбнулся:

— Есть такое дело. Я обнаружил, что чаще всего эльбы меня обманывают, когда я мыслю эмоционально. И я воюю с ними развернутыми суждениями.

— Чем?

— Надо сделать что-то неприятное, а они сразу орут: «Не хочу! Не могу!» Раньше я думал, что это мое «не хочу!», и уступал. А при развернутой мысли я говорю себе: «Да, я не хочу этого делать, но почему? Даня, сформулируй причину!» И сразу понимаю, что мне лень, я трушу, я устал, мне себя жалко, я хочу спрятать голову в песок. Тут мой мозг уже видит, что аргумент гнилой, и я назло эльбам делаю все наперекор.

Внизу мелькали сосны. Сообразив, что Гульда и Афродита летят в привычное им место Прииска, куда сегодня как раз и не нужно, Сашка попытался повернуть Гульду. Это оказалось непросто. Кобыла озадачилась и, озадачившись, заупрямилась. Она повела себя как правильная домохозяйка, которая привыкла готовить на завтрак овсяную кашу, а от нее потребовали утку с брусникой. Сашка похлопал ее по шее и кое-как убедил послушаться. Про Гульду говорили, что она самая женственная кобыла ШНыра и реакции у нее совершенно как у девушки. Она точно так же дулась, фыркала, тянула шею и смешно прощала обиду за яблоко или кусок сахара, которые схватывала с ладони как бы нехотя, чтобы не подумали, что она рада.

Впереди показалась Первая Гряда. Еще не подлетев к ней, Сашка ощутил растерянность. Он понял, что у него нет точных ориентиров. В прошлый раз его принес сюда Сахар, а он даже не запомнил дороги: тот же лес внизу, те же склоненные сосны, точно причесанные невидимым гребешком. Перед Сашкой тянулась бесконечная гряда. Нагромождение камней, скал, гранитных пальцев, глинистых вкраплений.

Что ему делать? Искать старые раскопы? Но они здесь повсюду. Сколько шныров перебывало здесь за сотни лет, и все копали и искали, переносили живые искры этого мира в свой мир, обновляя, исцеляя его, мешая ему, протухнув, разделить судьбу болота.

Гряда постепенно приближалась. С седла пега представлялось, что можно протянуть руку и потрогать скалы. Но Сашка знал, что это обманчиво. Лететь еще долго. И где они сейчас? Правее нужного места? Левее? Если поиски затянутся, время нырка истечет и придется вернуться ни с чем.

Сашка потянул повод Гульды в одну сторону, потом, передумав, в другую. Кобыла раздраженно дернула ухом. И снова в ней проглянула женщина, говорящая: «Ты вначале определись, чего хочешь сам, сформулируй свои желания, а потом уже загружай меня своим обществом!»

Наконец они долетели до гряды. Сашка то снижался, то заставлял пега набирать высоту, надеясь, что с высоты узнать будет проще. Какие же одинаковые эти скалы!

— Любопытная эстетика хаоса в полотне развернутого пространства! Но все же нельзя ли достичь консенсуса в отношении наших целеустановок в рамках общей программы передвижений? Мне вообще-то красную закладку искать! — сказал Даня, вынужденный повторять за Сашкой все его непонятные движения. Афродите это тоже не нравилось, но, как существо, влюбленное в Данину куртку, она пока все ему прощала.

Сашка что-то промычал. Его мычание Дане не понравилось.

— Стоп! Так мы заблудились, что ли? — заподозрил он.

Сашка хотел сознаться, что так оно и есть, но внезапно его левую руку обожгло. Он увидел, что фигурки ярки до ослепительности, а на том месте нерпи, где никаких фигурок прежде не было, теперь пылает череп. У Сашки перехватило дыхание. Он коснулся черепа пальцами и с изумлением их отдернул. Напугало его даже не прикосновение, а то, что никакого прикосновения не было! Черепа словно не существовало. Глаз его видел, причем объемно, но пальцы гладили лишь шершавую кожу нерпи.

На Сашку смотрели пустые глазницы. Зажатая в зубах стрела была направлена вперед и влево. Пока Сашка смотрел на нее, стрела повернулась еще сильнее. Проверяя, Сашка потянул повод Гульды, и наконечник стрелы торопливо дернулся, продолжая показывать туда же, куда и раньше.

«Как стрелка компаса! Но разве здесь есть полюс?» — подумал Сашка.

Сердце ускорилось, заспешило, и несколько секунд спустя Сашка уже летел по стрелке. Даня послушно следовал за ним на Афродите. Прошло десять минут. Пятнадцать. Сашка, жадно вглядывающийся в скалы, начинал уже сомневаться, как вдруг стрелка дернулась, но уже не в сторону, а вниз. Теперь она показывала сквозь нерпь и сквозь Сашкину руку. При этом никакой боли Сашка не испытывал.