Шрифт:
— Как ты могла?!
— Что не так?
— Любая статья, особенно в зарубежной прессе, должна быть согласована с. ты сама знаешь с кем.
— Но там нет антисоветчины. Там вообще нет политики.
— Все равно. Валька, сумасшедшая! Надо отменить!
— Поздно. Газета в печати. А может, уже напечатана. Глаза Надежды расширились от ужаса, поступок Валентины грозил неприятностями им всем. Она уверяет, «никакой антисоветчины», а вдруг что-то ненароком ляпнула?
— Тогда следует. изъять тираж! — в отчаянии прокричала Погребняк, хотя прекрасно понимала, что говорит глупость. По крайней мере, она делала попытку помешать выходу статьи.
— Да не волнуйся ты так. Я не совершила ничего дурного. Наоборот, создала рекламу своей стране.
Начинающая журналистка и вдруг — большая статья в ведущей газете буржуазного города. О чем это говорит? Советским гражданам подвластны любые рубежи. Нас похвалят. Не дрожи, ты не причем. Я все сама, даже не поставила тебя в известность. Я вообще ничего тебе не говорила. Честное комсомольское!
Надежда немного успокоилась. Действительно, в случае чего, она постарается отмазаться от любых нареканий в свой адрес. Она давно сообщала о некомсомольском поведении Валентины Репринцевой. Но, чтобы проникнуть в тайну ее поступков, надо быть волшебницей.
— Ложись спать. Завтра рано вставать.
— Не так уж и рано. Во сколько приедет машина? В десять или около одиннадцати?
— В семь.
— Как?!
— Местное руководство решило. Очевидно, хотят показать нам Курск. Да что с тобой? Наоборот хорошо, посмотрим еще один город.
— Мне надо позвонить.
— Куда?.. В Москву?
— В Москву. — Репринцева вспомнила, что так и не позвонила родителям. Вдруг линию уже исправили? И, конечно, созвониться с ним! Он придет провожать, а ее уже не будет в гостинице!
Валентина бросилась вниз. Сначала домой. Нет, опять непрерывные гудки. Теперь — ему!
Трубку сняла Лена, которая сообщила, что Александра пока нет.
— А когда он появится?
— Понятия не имею. Он мне не докладывает.
— Я перезвоню позже. А лучше так. Передайте ему, что машина приходит не в десять, а в семь.
— Вы уезжаете?
— Уезжаю.
— Доброго пути.
— Не забудете передать?
— Не забуду!
— Я буду ждать!
Однако Лена уже положила трубку. Валентина поднялась к себе в номер. Надежда спала, с головой накрывшись одеялом. Или делала вид, что спала? Репринцева разделась и тоже шмыгнула в постель. Попробовала закрыть глаза, однако сон не шел.
Она безумно хотела увидеть мать и отца, но еще больше желала остаться здесь. Страшно даже представить, что никогда больше не увидит его! Да и сам Старый Оскол неожиданно стал ей таким родным и близким. Она лишь представила, как поедет на север, как будут меняться пейзажи за окном поезда: пышную зелень сменит более скучная, подмосковная. И лица у людей будут другие, меньше открытых, свободных взглядов, вместо них — что-то заискивающе-рабское в глазах. Она не сможет вот так просто зайти в церковь.
Валентину затрясло! Внезапно вспомнилось видение, где мать предупреждала ее не возвращаться в СССР. А что ей почудилось в беседке у колдуньи?..
«Глупости! Она не колдунья, а авантюристка! И никакая мама мне не являлась. Родители ждут, наверное, не спят. Мама печет пироги и готовит прочие приятности к моему приезду».
В ночи как будто раздались жалобные звуки. Или город прощается с Валентиной? Или беспощадный убийца опять вышел на охоту, и плачут его новые жертвы? Репринцева вспомнила о своей статье и о возможной мести. Правда, начальник полиции дал слово, что она будет в безопасности. К тому же завтра в семь их увезут отсюда. Если убийца решит мстить, будет уже слишком поздно. Не поедет же он ради этого в Москву.
Однако она поднялась, на всякий случай проверила, хорошо ли закрыла входную дверь.
Вернувшись домой, Горчаков первым делом позвонил Черкасовой. Она не слишком обрадовал позднему звонку.
— Извини, я насчет материала.
— Ради этого стоило поднимать меня с постели? Я давно подписала его в печать.
— А твое личное мнение?
— Я не читала.
— Как?!
— Если его писал ты, то все в порядке.
— Мы работали вдвоем.
— Пусть вдвоем. Но ведь ты тоже приложил руку. Если подвел, и статья говно, пойдешь искать другую работу, ваше сиятельство.
— Там есть спорные моменты.
— Мы не в СССР и не в Рейхе, различные точки зрения допускаются.
— И опять насчет того самого Ярослава Иванова.
— Все завтра.
— Я чуть опоздаю.
— Снова?
— Валентина уезжает.
— Ну-ну! Одной любовнице сообщаешь, что пойдешь провожать другую.
— Слышал бы тебя муж.
— Нет его.
— Вот как!
— Где-то шатается, уважаемый человек. Небось, у своей подружки.
— У него тоже есть подружки?
— Наверное. Мне безразлично. Отстань!