Шрифт:
… и отрет Бог всякую слезу с очей их.
За три недели, предшествовавшие обнаружению останков Брук Блюбелл из Пен- роуз, Питер так и не завел друзей, умудрившись потерять одного.
Питер и Линда Руманчек переехали в Хемлок Гроув в середине лета. Двоюрод- ный брат Линды, Винс, погиб от алкогольного отравления и оставил свой трейлер на отшибе города другой двоюродной сестре, Руби. Но, Руби только вышла замуж за вла- дельца ломбарда, который посещала, и не нуждалась в использовании настолько пле- бейского жилья. Итак, она передала его Линде в обмен ан пол пачки сигарет и массаж. Руманчеки предпочитают благотворительность торговле, к тому же Линда мастерски делает массаж. Время было достаточно благоприятным. Линда и Питер жили в малю- сенькой квартирке в городе около двух лет и уже устали от этого. Два года, неестест- венно долгий срок – находиться на одном месте – для Руманчеков; это дает косность мышления.
Хемлок Гроув, на момент написания этого, был меняющимся городом. Его про- шлое: Замок Годфри, долгое время это было разговорным названием среди металлур- гов, для располагающегося на берегу реки, забитого ставнями и полуразрушенного завода в поле, испещренном золотыми и белыми Анютиными глазками. Сталелитейная Компания Годфри, основанная в 1873 году Джейкобом Годфри, в свой расцвет рас- полагала нарядами на сталь, охватывающими 640 акров и требующими найма 10,000 рабочих для усилий по постройке страны в двух осях – вертикальной, в Манхэттане
и Чикаго, с высококачественной сталью из мартеновских печей, и горизонтальной, на западе с его железной дорогой из Бессемерских преобразователей: мембраной, об- разовавшейся между небом и землей, окутавшей солнце в облака черной пыли, что заставляла жен сталеваров развешивать белое белье внутри дома и покрывала зубы скота стальными опилками на многие мили вперед. Но теперь это старое, мертвое здание, мешающее расти цветам. Его будущее: здравоохранение и биотехнологии, два крупнейших работодателя в Долине Пасхи теперь – Больница Хемлок, ведущее пси- хиатрическое учреждение региональной системы университетов, и следующее – част- ный Институт Медико-биологических Технологий, управляемый Годфри. Последнее
– ублюдок сталелитейного искусства, 480 футов несоответствия из стали и стекла, чей пик, самая высокая точка в округе. В разговорах его зовут Белой Башней, поскольку за двадцать лет своей работы он ни разу не потемнел. Итак, спустя столетнее наследие промышленного города, большинство в Хэмлок Гроув превратились в безупречных представителей среднего класса. Но, в то время как кровь индустрии могла высохнуть, шелуха, как Замок Годфри, стояла по-прежнему. Сортировочные станции, шахты и выброшенные на берег угольные баржи: все демонстрировали степень заброшенности и распада, с прожилками слез ржавчины, они контрастировали с лесопосадками, де- ревьями и реками и холмами, день ото дня выделяясь на фоне гниющего экзоскелета империи Годфри, трухлявых церквей, ушедших тем же путем, что и сгинувший рабо- чий класс.
Так почему бы и нет? Смена обстановки. Трейлер Винса Руманчека располагал- ся в лесистом тупике в конце Киммел Лэйн, вниз по холму от Килдерри парка и прямо за дорогой – традиционным разделителем между служащими и управляющими, по сей день говорящим о социально-экономическом статусе. Но, тем не менее, все же лучше выбраться из города и дать своим мыслям некий простор. Ближайшими соседями была пожилая пала, Вендаллы, живущие полумилей выше в доме над прудом, в котором Пи- тер иногда плавал голым поздно ночью. Вендаллы были довольно любезными. Прино-
сили приветственные бисквиты и осыпали Винса эвфемистической похвалой – чуть ли не присвистывая – и скрывали свой дискомфорт от татуировок Руманчеков. По край- ней мере, тех, что они видели. Они оставались спокойны даже к толерантности Линды, касательно семантических диспутов ее сына с определением Содружества здравоох- ранения Пенсильвании о «незначительном» количестве алкоголя – он выражался в количестве Будвайзеров, приконченных им за время их короткого визита – и к тому, как мало провокационной лености Питера, было достаточно ей, чтобы начать осыпать его проклятиями на старинном языке, или к удушающе близким объятиям, которыми она наградила каждого из них перед их отъездом. (Впервые, когда я ощутил на себе объя- тия Линды, мне на ум пришло чувство, словно она пытается выдавить остатки зубной пасты через колпачок моей головы.)
Несколькими днями позже их навестила внучка Вендаллов, Кристина. Кристине было тринадцать, но она выглядела младше своего возраста. Девочка с облезлым лаком на ногтях и худыми коленками и черными, как гнездо ворона волосами, обрамляю- щими ее лицо, словно бледное яйцо. Кристина была одновременно молода и взросла для своих годов; она никогда не проявляла, перехватывающего дыхания, любопытства ребенка, свойственного всем, кто познает вселенную – Что это? Откуда это взялось?
Почему это похоже на то и ни на что другое и как это работает с другими вещами? Почему? Почему? Почему? – и единственная личность ее собственного возраста, кото- рая знала, что хочет быть никем другим, кроме как Русским романистом. Естественно, она считала необходимым испытать эти непостижимости из первых рук, и не разоча- ровалась. Какие странные и захватывающие, эти Руманчеки! Ее собственные родители были аналитиками службы поддержки в городской фирме, и что этот образ жизни сво- боды и пантеистической непочтительности существовал и был, в какой-то мере, допу- стим, сбивал ее с ног. Особенно она удивлялась Питеру, настоящему цыгану примерно ее возраста.
Полукровка, – поправил он ее. Николай, его дед, был чистокровным румын- ским Калдерашем с Карпатских гор, но после эмиграции женился на женщине гаджо.
Что все это значит? – спросила Кристина.
Значит, что нашему роду вечно суждено скакать по земле на двух лошадях с одной задницей, – ответил Питер.
Это задало тон их отношений: ее конфуз от того, о чем он говорит и нескрыва- емое удовольствие, что он от этого получал. Половину времени она не понимала, о чем он говорит, а другая половина, просто сбивала ее с толку. Например, связка сухого