Вот и вся свита Бертранова; да и того довольно оказалось, чтобы эн Раоль все дела свои бросил и навстречу гостю устремился, загодя руки разводя: добро пожаловать, эн Бертран!

С коня эн Бертран сошел неспешно, поводья сыну бросил, эн Раоля обнял как старого друга и пошел вместе с радушным властелином Шателайона, не оглядываясь. Итье свое дело знает – за лошадьми присмотрит и кем надо распорядится.

Слуги эн Раоля тотчас же подбежали, воды эн Бертрану подали, чтобы освежился с дороги, пыль с лица смыл. Эн Бертран плащ пыльный снял, на руках у прислуги оставил, куртку кожаную сбросил, в рубашке остался – шелковая рубашка, сеньор Оливье из Святой Земли привез. Говорят, в шелке вши не водятся, оттого так и ценится между сарацинами красивая эта ткань.

И освеженный вышел Бертран к владетелям Шателайона. Домне Раймонде руку поцеловал и несколько восхищенных слов промолвил: три громко, а два – на ушко.

К гостям подросток выскочил – широкоскулый, в золотистой россыпи веснушек, белобрысый и загорелый: кожа темнее волос. На знаменитого Бертрана светлые глаза вытаращил, рот приоткрыв. От эн Раоля подзатыльника дождался, только тогда и опомнился – умильную рожу скроил, шут гороховый, и в поклоне склонился, как учили.

– Сын мой, Саварик, – свирепо сказал эн Раоль.

У Бертрана губы дрогнули. Несносный Саварик под рукой отцовской поерзал, в эн Бертрана взглядом озорным стрельнул и убежал – только пятки босые сверкнули.

Стал бы эн Бертран своего сына Итье в черном теле держать, высокомерие в нем кормить и ратному делу с младенчества обучать, владей он столь богатыми вотчинами, как Раоль де Маллеон! Стал бы Бертран по спине парнишку кулаком бить – чтобы никому, кроме Господа Бога, кланяться не смел! Будь у Бертрана Аутафорт, бегал бы Итье сорванцом, босым и загорелым, мозолей бы руки его не знали. Да отдан Аутафорт эн Константину, как любимая девушка постылому мужу; Борн же – владение скромное.

Вошел Итье де Борн, поклонился.

И сказал эн Бертран гордо, эн Раолю и домне Раймонде сына своего представляя:

– Итье де Борн, второй мой сын.

Руки у Итье крепкие, мозолистые, повадка воинская, настороженная. Когда ручку хозяйке целовал, царапнул обветренными губами тонкую перчатку с нежным золотым шитьем.

Улыбнулась ему дама Раймонда. Спросила:

– Вы тоже стихи слагаете, как батюшка ваш?

– Нет, госпожа моя домна Раймонда, – ответил Итье учтиво. – Стихи мой старший брат Бертран слагает, хоть и нежен еще возрастом. А я только драться горазд.

– За то и отец вас больше любит, а? – спросил эн Раоль.

Итье – и не хотел, а покраснел густо.

– То не мне судить, – молвил он кратко.

А эн Бертран расхохотался.

Мессен же Раоль сказал Итье:

– Идите и найдите Саварика. Он покажет вам наши конюшни и птицу охотничью.

И, благодарно поклонившись, ушел Итье. Нетерпение едва скрывал, ибо любил и лошадей, и птиц охотничьих, хотя в замке Борн соколиной охоты не держали.

В тот день гостили у эн Раоля, кроме Фалькона из Марсальи, еще знатный рыцарь Рожьер де Сейссак и весьма известный своей доблестью и знатным происхождением эн Гильаберт де Вильнев. Со всеми познакомил эн Раоль эн Бертрана, и снова потекла приятная учтивая беседа.

Развалившись в кресле, с кубком в руке, вытянув длинные ноги, склонив голову набок, посматривал эн Бертран на Фалькона с насмешливым любопытством. Ибо против воли своей заинтересовался он этим Фальконом. Эн Раоль этот интерес, конечно же, сразу заметил и втайне встревожился: не учинил бы эн Бертран какой-нибудь злой проделки над купеческим сыном. Эн Бертран мастер на недобрые шутки.

Пока домна Раймонда Фалькона фруктами потчевала и о подробностях вручения «Соколиного приза» в Вентадорне выспрашивала (в том году заслужил его весьма искусный трубадур Арнаут де Рибейрак), эн Бертран разглядывал этого нового трубадура, а сам помалкивал.

Был Фалькон де Марсалья молод, лицом бледен и тонок, а волосы носил более длинными, чем принято. Темные, они вились немного на висках. Разговаривая с домной Раймондой, отвечал ей учтиво, негромко, приятным мягким голосом.

Слушать о «Соколином призе» было Бертрану скучно. К тому же он полагал, что кое-кто из гостей эн Раоля поможет ему в одном чрезвычайно важном деле. И потому очень скоро собеседником эн Бертрана стал эн Гильаберт де Вильнев.

Занимало же эн Бертрана вот что.

Как уже говорилось, граф Риго сперва затеял бунтовать против собственного отца, короля Генриха, и привлек на свою сторону многих знатных аквитанских баронов, шателенов и рыцарей, но после, испросив у отца прощения, принялся подавлять недовольство тех властителей, которых сам же и взбунтовал. Для этой цели взял граф Риго у отца своего короля денег и нанял в Брабанте большую армию.

Затем война окончилась, и граф Риго ушел из Прованса, чего никак не скажешь о наемниках-брабантцах. Бродили, бесхозные, по всей стране и кормились от грабежа, поскольку иных источников к существованию не имели. Многие сильные аквитанские владетели истребляли их на своих землях, однако меньше брабантцев оттого как будто не становилось.