Отряд сумел въехать прямо на кандорскую базу и оставить машины в гаражном отсеке. Гарроуэй готовился к стычке у шлюзовой камеры, но когда морские пехотинцы ворвались внутрь с оружием наготове, их встретила лишь толпа любопытствующих ученых, сотрудников НАСА и русских техников. Стоило морским пехотинцам опустить оружие и снять шлемы, толпа взорвалась аплодисментами, быстро перешедшими в приветственные крики. Вскоре в «холле» базы бушевал настоящий карнавал. Несколько женщин — ученых и техников — принялись целовать морских пехотинцев, несмотря на громоздкие бронекостюмы и запах, от которого не отделаться, если целых три недели не мыться и даже не вылезать из брони. Кто-то из техников успел даже соорудить из кусков картона транспаранты: " Добро пожаловать, морская пехота!"и " США!".

В рекреационном зале было устроено нечто наподобие солнечной веранды с прозрачным потолком. Теплые лучи утреннего солнца струились вниз, согревая столики и мягкие пластиковые кресла и создавая почти домашний уют. За общим столом морских пехотинцев встретил, улыбаясь, капитан Грегори Барнс, начхоз МЭОМП, в компании капралов Джека «Слая» — Слайделла и Бена Фулберта, добро вольно отправившихся в Кандор помогать ему.

— Привет, Грег, — сказал Гарроуэй, протягивая руку. На нем до сих пор была кираса от бронекостюма — остальное он сбросил еще в кабине и уже начал подумывать о том, чтобы никогда больше не надевать эти ненавистные железяки. — Тыщу лет тебя не видел.

— Господи, майор! — отвечал Барнс. — Как я рад видеть вас! Вас ведь объявили пропавшими без вести и погибшими; вы в курсе?

— Нет.

— Можете себе представить, сэр, — добавила Островски, — мы последнее время вроде как не получали новостей.

— Люди ООН, устроившие весь этот балаган, поначалу скрывали, что вы ушли с той станции, где они вас держали… но потом сюда привезли тех двух ученых — Кеттеринга с Вандемеером, и вскоре нам стало известно, что вы решили скрыться в пустыне.

— Рад слышать, что эта парочка в добром здравии. Я волновался — не стряслось ли с ними чего.

— О, с ними все прекрасно. Наверное, затихарились в рубке связи, со своими ооновскими дружками. Словом, всем стало известно, что вы вырвались, хотя ооновские шишки не обмолвилось ни словом. А потом, пару недель назад, разразилась песчаная буря…

— Да. Чуть не похоронила нас навсегда.

— Ну, в общем, шуму тут было много. Выслали патрули на марсоходах, искали вас с воздуха… Охотились за вами — дай бог! А потом сделали сообщение — обычная чушь: мол, с прискорбием сообщаем, что майор Гарроуэй, двадцать четыре морских пехотинца и трое ученых погибли в песчаной буре, оставив убежище без разрешения, не будучи должным образом экипированы. И больше мы ничего не слышали — пока сегодня утром не поднялась суматоха.

— Ну, бурю-то мы выдержали, — сказал Гарроуэй. — Может, они и в самом деле считали, что мы погибли. Или просто не хотели, чтобы кто-нибудь из вас отправился нас разыскивать.

— Возможно. Мы здесь вроде бы не были пленными…

— Но?..

— Да. Но Они захватили командный центр и рубку связи. И объявили, что связь с Землей невозможна по техническим причинам. Но все знали, что это — ложь. Нас троих поместили в отдельную каюту, чтобы держать под присмотром. Сказали, что мы сможем связаться с Землей, «когда прояснится политическая ситуация». Вот так.

— А какова сейчас политическая ситуация, сэр? — поинтересовался лейтенант Кинг.

— А черт ее знает! Нам ни слова не сказали.

Только сейчас Гарроуэй почувствовал, что неимоверно устал. Он отер лицо, ощутив под пальцами коросту грязи.

— Ладно. Пойдем разберемся с оставшимися ооновцами, — сказал он. — А после нам потребуется душ, как следует выспаться да новая форма. Ну и медосмотр не помешает — у многих жуткие мозоли. Три недели в броне…

Барнс кивнул:

— Обеспечим. Я уже уведомил доктора Рыбина. — Он сделал паузу и сморщил нос. — Надеюсь, вы простите меня, сэр, но от вас так несет!

— Ну, у меня нос отказал еще недели три назад. Все, чего я сейчас хочу, это — душ, выпить и — спать… в любой последовательности.

— Прошу прощения у господина майора, сэр, — заговорил, выступая вперед, капрал Слайделл, — но, может, это вам подойдет? — Он протянул Гарроуэю запотевшую жестяную банку.

Гарроуэй с подозрением осмотрел подношение:

— Это — в самом деле то, что я думаю? Или у меня галлюцинации?

— Самое что ни на есть настоящее, сэр, — с гордостью ответил Слайделл, разворачивая банку так, чтобы Гарроуэй смог прочесть надпись.

Это было пиво. Самый настоящий «Стоуни Брук»!

Гарроуэй осторожно принял банку, словно опасаясь, что она вот-вот исчезнет.

— А скажи-ка мне, Слай, — негромко заговорил он, — как это нам посчастливилось набрести на единственный запас пива в радиусе ста миллионов миль?