Арий письменно признал никейское вероопределение и вернулся в Александрию, но там его не принял Афанасий, который тем времени унаследовал епископскую должность (Сократ Схоластика, Церковная история , 1.26–27).

Казалось бы, сторонники «омоусиос» одержали победу. Однако этот христологический спор длился еще полвека. Иногда брали верх и ариане, как явствует из иронической реплики Иеронима после собора в Ариминиуме (Римини) в 359 году: «Весь мир вздохнул и с удивлением обнаружил себя арианским» ( Ingemuit totus orbis et Arianum se esse miratus est ).5

Закончился спор в 381 году, когда император Феодосий I запретил арианство. Омоусианство выиграло бой и отныне подпитывало догматическую эволюцию, начатую в Никее. На второй план отошел образ Иисуса из Назарета, бродячего проповедника, который некогда ходил по скалистым дорогам Галилеи с вестью о скором явлении дня Господня. Богословы говорили, что Иисус есть единосущный, единородный Сын Бога Отца, совечный и соравный Богу. Мысль о богочеловечестве Христа развил Эфесский собор 431 года, а Халкидонский собор 451 года осудил монофизитство и объявил, что у Христа было две природы, божественная и человеческая. Монофизиты думали иначе: божественная природа воплощенного Христа полностью поглотила человеческую. Однако, как заметил Карл Ранер, великий богослов ХХ века, криптомонофизитство всегда доминировало в христианской мысли.6 То есть на словах человеческое начало Иисуса признавалось, но де-факто он все больше воспринимался как трансцендентный Бог, а не как реальный человек из плоти и крови. Начиная с Никеи и до Реформации (да и позже) тон в христианстве задавало интеллектуальное и даже философское согласие, верность ортодоксальной догме церкви.

Вера, которой жил и которую исповедовал сам Иисус – полное предание себя Богу и постоянный поиск Царства Божьего через безграничное доверие, – отошла на второй план. Харизматическое христианство существовало большей частью на обочине, хотя время от времени всплывало (в ограниченной форме), причем не только в маргинальных течениях вроде монтанизма, милленаризма или квакерства, но и, с церковного одобрения, в народном почитании святых чудотворцев и образов Божьей Матери, а в последнее время еще и в различных направлениях пятидесятничества. Христианство, как его обычно понимают в свете его языческого наследия, сосредоточено не на подлинном экзистенциальном духовном наследии иудея Иисуса, а на приятии умом божественного Христа и тайны Троицы.

Мы проследили истоки и начало христианства. Чтобы понять весть Иисуса, галилейского святого I века, пришлось начать с харизматического иудаизма от Моисея до Иисуса. Закончили же мы тем, как под бдительным оком императора Константина Иисус был торжественно объявлен вечным Сыном Божьим. Остается лишь подвести итог этому процессу и оценить его значимость.

Историю раннего христианства можно условно разделить на два периода.

• Иудейский период (30 – около 100 года). Синоптические евангелия, первые двенадцать глав Деяний, Дидахе. Провозвестие Иисуса и его учеников адресовано иудеям Галилеи, Иудеи и Самарии. Впрочем, в ряде новозаветных текстов уже заметны попытки иудейских авторов адаптировать учение к нуждам греко-римских языкохристиан.

Например, глосса в Мк 7:19 отменяет пищевые запреты. В рассказах о Страстях несколько обелен Понтий Пилат, чтобы текст легче воспринимался римскими читателями, которые часто возмущались иудеями, поднявшими антиримское восстание.

• Языкохристианский период (около 100–325 годы).

Эсхатологическая религия, которая реконструируется по синоптическим евангелиям и представляет собой обновленный вариант профетического/харизматического иудаизма ветхозаветной эпохи, полностью посвящена подготовке иудейских учеников Иисуса ко входу в грядущее Царство Божье. Она теоцентрична, а не христоцентрична. В синоптических евангелиях Иисус не называет себя «Сыном Божиим» и, видимо, не в восторге, когда его называют Мессией. Ученики видят в нем человека Божьего, пророка, чудотворца и мудреца последних времен. Религия Иисуса не требует никакой интеллектуальной акробатики, – лишь полного предания себя Богу, заботливому и любящему Отцу Небесному.

Шествие Иисуса во главе своих овец к обетованному Царству было зверски прервано: Иисус был распят. Однако с его смертью на Голгофе все не закончилось. Согласно Деяниям апостолов, уже через несколько недель, на Пятидесятницу, ученики Иисуса, оправившиеся от шока, возвестили, что он был «мужем, засвидетельствованным от Бога силами и чудесами и знамениями» (Деян 2:22), то есть харизматическим пророком, но также и распятым, воскресшим и прославленным Мессией.

Единственным (или почти единственным) письменным свидетельством иудеохристианства за пределами Нового Завета является Дидахе (Учение двенадцати апостолов), уникальный памятник послеапостольского христианства, не испытавшего влияния Павла и Иоанна. Дидахе содержит ценные сведения и о первоначальной христологии. Например, Иисус не называется в нем «Сыном» или «Сыном Божиим», но лишь «Рабом» (как и в Деяниях), служителем Бога и людей. Дидахе – единственный вненовозаветный текст, по которому можно уточнить развитие христологии в языкохристианской церкви.

Формулирование новозаветных представлений об образе Иисуса началось с Павла, поначалу в рамках иудейской религии. Обращаясь к язычникам, не знающим иудаизм, Павел должен был объяснять, кто такой Иисус, причем объяснять в основном грекам из простонародья. В итоге Павлово христианство сосредоточилось на вестнике, а не на вести. На смену вдохновенной проповеди Иисуса о покаянии пришло учение, поставившее во главу угла смерть и воскресение самого Иисуса, осмысленные как искупление за грехи и источник всеобщего спасения. Апостол язычников возвел пророка и мессию синоптических евангелий и Деяний в ранг торжествующего Сына Божьего (статус, дарованный ему Богом после воскресения). Ожидалось, что Сын Божий вскоре явится и откроется как Господь живущих и воскресших мертвых. Теоцентрическую религию Иисуса Павел превратил в христоцентрическое христианство.