Шрифт:
Любил ли я ее?
Я и сейчас ее люблю…
Но в тот год я, в своем отношении к ней, оставался прежде всего – художником. С ней я был способен на многое и понимал это. И желание, которое владело мной – положить ее на холст, написать ее. Написать ее так…
Ню стала моей моной Лизой, моей голубкой, моей девочкой на шаре. Моей мечтой – о себе…
2– Гоша, уже давно пора сделать перерыв, слышишь? У меня нога затекла. Левая… И в туалет. И рефлектор у тебя барахлит, почти не греет, холодно…
Сколько ни прошу не называть меня Гошей – бесполезно.
– Ну почему – Гоша?
– А почему – Нюша?
– Так ведь ты – Аня!
– Ну, а ты?
– А я – Марк, но логика у тебя – железная. Женская логика…
Может, она и в самом деле забывала, как меня зовут…
Вначале она приходила редко, раз в полторы-две недели. Плела что-то про строгого отца и занятия в институте. Я даже не помню наш первый раз. Наверное, тут же, прямо на полу, на брошенном на пол чехле от подрамника или в углу, на старом, продавленном диване… Как обычно. Девчонка – еще одна, только и всего…
Мне, на самом деле, было все равно и про институт, и про отца, и про личную жизнь. Она ведь тоже дистанцию держала и вполне со знанием дела, вполне. Она как ежик была, еще до меня, иголки наружу и в свою жизнь – ни-ни… Да и у меня ни времени, ни желания не было на нежности всякие. Натурщица – от бога, одна на миллион, а остальное… Главное и единственное – только бы она продолжала приходить. Чтобы снова увидеть игру светотени на ее груди и бедрах, прозрачность кожи, тень, заплутавшую в подмышечной впадине… И – рисовать, рисовать, рисовать…
Ее единственный каприз: с дороги – чай с баранками и сахаром вприкуску – чтобы похрустеть, затем сразу же за ширму, и – к станку…А потом… С началом зимы она стала появляться гораздо чаще, причем без всяких видимых причин – наши отношения остались прежними, но… В общем, я постарался и кое-что о ней узнал. Ну, хотя бы заботясь о собственной… безопасности. Аня, как оказалось, жила с бабкой, родители умерли. Год назад бросила институт и… Что может молоденькая девчонка в ее положении, и что вы об этом не знаете. А сейчас она встречалась с каким-то… и подрабатывала в ночном клубе. По крайней мере, пластика движений у нее была от природы – такая…
За это время я сделал с нее сотни эскизов – всем, чем только возможно – от угля до пера и акварели, и два портрета маслом, в довольно необычной манере. Думаю, что в этом все дело. За манерой я потерял – ее. Настолько был уверен, что само ее присутствие на холсте и есть – чудо, что чуда – не произошло. Не случилось…
Я прислонил к стене оба портрета, а между ними поставил – ее. И раздвинул шторы…
…Пока она бегала в магазин, я изрезал их на куски. Потом мы сидели за столом, и она смотрела на меня, как никогда раньше. На этом же столе, она впервые стала – моей. Я не оговорился, мы были любовниками уже несколько месяцев, но первый раз моей Ню стала именно – тогда…
Наутро мы уехали в Крым, к морю…
3Две недели мы жили в старом, покосившемся теткином доме, почти на самом берегу. Он достался мне в наследство, и я с самого начала не знал, что мне с ним делать.
Заниматься ремонтом – слишком дорого, продавать – слишком дешево. Я называл его: теткин дом. Так он и стоял…
Валялись на теплом песке, грызли семечки, покупали на рынке парное молоко и мохнатые персики. Вечером разводили костер и пекли картошку и молодую кукурузу. И – странное дело, Ню вдруг стала меня стесняться. Как только я это почувствовал, я захотел ее по-настоящему. Как не хотел женщину уже очень давно. Та чертовщина, которая возникла между нами… Не знаю, что это такое, может и…– А маленьких чаек я называю – знаешь как? Чаинками…
– Что? Что ты сказала?
– Я говорю, что маленьких чаек…
– А-ааа…
– А ты умеешь ловить ртом виноградинки?
– Я… не знаю. А зачем?
– Как – зачем? Чтобы поймать!
– Нет, не умею.
– А я вот – запросто. Гляди.
– Ню-ю-юш… Я сплю, Нюша……– Гоша…
– Что?
– А почему ты уже не ругаешься, когда я тебя Гошей зову?
– Привык…
– Вот и я – тоже. Если привыкну к кому – потом не отдерешь. Хорошо, что к тебе привыкнуть невозможно, а то бы я, наверное, влюбилась…
– Почему – невозможно привыкнуть?
– Так ты – разный. Вот, как море. Ах, Гоша, Гоша, море ты мое……– Скажи… А ты часто влюблялась?
– А я все время влюблена.
– Как это так – все время?
– Вот так – все время, а что?
– И сейчас влюблена?
– Конечно.
– В кого, можешь сказать?
– Да в парня одного. Так – ничего особенного.
– Ты спишь с ним?
– А как же. Тут самое главное – обмен жидкостями.
– Это как? Какими такими… жидкостями? – сон сразу, как рукой…
– Ну… всякими. Пот, сперма, слюна… Еще – вдохновение…
– А это еще что такое?
– Что-то типа оргазма, по-вашему.
– По нашему…
– Сложно объяснить, Гоша… Да и ни к чему тебе…
Она опустила голову на подушку и прижалась ко мне так крепко-крепко, и – уснула. Прямо в старой, вылинявшей футболке. Улыбаясь.
А я – только под утро……Луна глядела на нас потому, что на море ей уже, наверное, надоело.
Ню лежала рядом – обессиленная и нездешняя. И улыбалась как-то – вовнутрь.
А мне вдруг страшно захотелось узнать, о чем она думает, когда, как сейчас – сразу после…
Прежде мы никогда не спали вместе, в одной кровати рядом. Мы спали друг с другом, но – в другом смысле, по-другому. А когда – засыпать и просыпаться…
Я подумал, что рай, очень может быть, существует…
Когда она перестала быть для меня – обнаженной натурой? Телом? Ню?Иногда, сразу – после, мы болтали.
…– Гош, скажи… А вот ты, когда портреты мои резал…
– Ну?
– Ты сильно… переживал?
– Переживал…
– А как?
– Что – как? Переживал и все.
– Понимаешь, об этом лучше говорить…
– О чем – об этом?
– О смерти…
– О смерти? А кто умер? Не мы с тобой – это точно…
– Картины. Ты же их – убил. Значит, они умерли. А тех, кто умер, надо вспоминать, иначе они умирают на самом деле…
Я поворачиваю к ней голову и вижу только ее силуэт на фоне ночного неба. Ну вот – откуда у нее…
– Ты же не хочешь, чтобы они умерли – совсем?
– Наверное – нет…
– Тогда – говори…
– Ну… Как тебе объяснить… Было два момента. Первый – я никогда раньше не работал в такой технике. Очевидно, это в какой-то момент стало доминировать, а я не заметил. И получилось – техника ради техники… Это, конечно, упрощенно, но тем не менее… И потом – это не главное…
– А что – главное?
– Пожалуй, излишняя самоуверенность… Вот… ты приходила, позировала, я на тебя смотрел… Иногда – просто смотрел, даже ничего не делал, ни одной линии, ни одного мазка – ничего… Я тебя – впитывал, понимаешь… Ну, вот… Мне когда-то давно попались стихи, там строчка была такая, я ее запомнил. «Твоих мелодий гибельная суть, твоих шагов ленивое начало…» Лишь когда ты в меня входила и наполняла меня, и твои мелодии начинали звучать, и я слышал эти шаги, я принимался рисовать. И однажды мне показалось, что в этом уже нет необходимости, что ты во мне – всегда, что я могу в любой момент, не глядя, передать этот свет – тебя и из тебя. И эту твою мелодию… Иллюзия… Мне показалось, что я до конца познал то, что познать нельзя. Свет – неисчерпаем. Но оказалось, что и ты неисчерпаема – тоже… Слишком сложно, да?
– Послушай, Гоша… А хочешь, мы это повторим, ну, еще раз. Я тебе помогу, подскажу…
– Ты – мне? Что ты можешь подсказать?
– Что надо сделать, чтобы все получилось.
– Да? И что же?
– Ты должен… сам меня раздеть. Попробуй – раздеть меня – сам. Вот увидишь…
– Как ты сказала? Раздеть?
Но Нюша уже спала…
4Я все никак не мог на нее наглядеться. Вот – просто…
Даже подглядывал, надеялся увидеть нечто такое, чего еще… Потому что было всегда – мало.
Она была невысокого роста, ямочки на щеках, румянец, совершенно беззащитные плечи. Копна каштановых волос. И, самое главное, у нее были потрясающе правильные пропорции тела. Она вся была как золотое сечение, идеальная соразмерность во всем, и необыкновенный, только ее – оттенок кожи. А если до нее дотронуться. Положить на нее ладонь. Провести по ней… Порой мне было жаль, что я не скульптор, только потому, что передать не просто форму, цвет, тепло, но – чудо прикосновения к Ню…
Как-то раз она уснула на берегу, а к ночи у нее подскочила температура – она, конечно же, обгорела. Порывшись в теткиных шкафах, я нашел какую-то, на мой взгляд подходящую мазь, перевернул ее, сонную, на живот и стал осторожно натирать ей спину и плечи. И вдруг поймал себя – на нежности к ней. В эту секунду Ню – кончилась. Или наоборот – началась…
…Утром, двигаясь на мне, она наклонилась и поцеловала меня в губы, и произнесла только одно слово:
– Марик…
Мы начинались вместе – Ню и я…– А ты уже приезжал сюда с женщинами?
– Приезжал.
– А ты был уже женат?
– Угу, был…
– А хочешь – еще раз?
– Жениться? Нет…
– Вот и я – нет.
– Ты еще молодая… Но, вообще-то, и молодые тоже хотят – замуж. Все хотят…
– А я – не все!
– Это я уже успел понять. Так почему – нет?
– Это больно.
– Что – жениться?
– Да нет. Ты – балда… Больно потом, когда хорошее кончается.
– Обязательно кончается?
– А как же иначе? Оно всегда кончается. Это только плохое тянется, тянется и никуда от него…
– Но есть же на свете счастливые люди…
– Я не встречала…
Солнце палило. И ее горячий живот под моей рукой. А губы – вот они, наклонись и пей… И я – пил. Пожалуй, действительно, и я не встречал тоже…
Так что, очень может быть, она…