Шрифт:
Никогда не думал, что Ирка…
У нее просто вдруг – подкосились ноги, и она упала, потянув за собой Натку. Потом, когда ее подняли, тихо-тихо, как молча – завыла…
Знать бы – по кому.
…Мы оставили его здесь и ушли…
И Геля – вот она – в черном. Как дыханьем……Я пытался. Правда – пытался. Жить, как жил раньше, до того, как оказался по ту сторону зеркала – в Зазеркалье. И увидел оттуда не свое отражение, а – себя. Его глазами. Иркиными. Да-да, и ее. Потому, что и она – знает. И за все сорок дней не сказала мне ни слова, даже глаза на меня не подняла. Натке лучше не знать вообще… И мама – тоже. Уже – девятины… Никого не осталось. И меня – тоже… Вот он – этот поворот…
– Геля… Геля-Геля-Геля… Ге-е-еля-я-я!!!….
…– Что, Андрюшенька? Что? Сон плохой? Я здесь… Слышишь? Я с тобой… Все хорошо, успокойся… Это только сон. Только – сон… – Нет, Геля, нет… Это не сон… Просто я только что – умер… Снова…
…Мы расстались с ней через год. Ни одна вещь не может служить вечно. Хотя бы потому, что тот, кому она принадлежит, не вечен – тоже… Дорога в Зазеркалье для нее – закрыта. Дорога оттуда – закрыта для меня… Вещь может быть платой, но не может платить сама. Она может только – принадлежать…
Этюд для троих с плюсом
…Солнце прямо в окно. Слепит. Лето. На подоконнике воробей крыльями мельтешит. Звонок в дверь. Открываю. Три человека в военной форме, офицеры. Двоих я знаю – Володины сослуживцы. У всех троих глаза – в пол. Снимают фуражки, поднимают на меня глаза. И я мотаю головой и кричу, кричу, кричу…
…Лоб мокрый, в горле – судорога, хорошо, хоть не ору, господи… Сколько же можно… Достал он меня уже, сон этот дурацкий, сил нет. Вот он, Володя, спит себе на правом боку, он всегда на правом боку засыпает – лицом ко мне. Я же точно знаю, что такого просто не может быть. Не может – и все. С Володей – никогда. У меня – интуиция звериная, я любую беду заранее чую, а тут… Перевожу дыхание, поворачиваюсь на другой бок – спать, спать, спать…
1. Ната
Ну вот, хотя бы – так…
– Нам надо поговорить…
И он поднимает глаза от книги и смотрит на меня, и морщит нос. И – молчит.
Я люблю его, он все еще часть меня. Я произношу:
– Нам надо расстаться, Володя. Я ухожу…
И ничего не происходит, небеса не разверзлись.
Мой муж смотрит на меня долго, очень долго, так долго, что я начинаю дрожать и кусать губы, и – плачу, плачу, плачу……А Сережа сказал как-то:
– У тебя такое тело… Небесное. Ты – мое небесное тело…
Я верю. Ведь он, Сережа, знает про небо – все. Он же летчик, как и мой муж. О небесных телах они тоже знают – оба. О моем-то – уж точно. Хотя…
Два друга, два летчика. И небо. И женщина, а как же иначе. Господи, что же еще нужно для истории со счастливым концом?– Ты слышал, что я сказала?
Он опускает глаза и после паузы говорит – очень спокойно:
– Да…
– И что теперь? Что ты…
– Что я собираюсь делать?
Я киваю.
– Ничего, уйду, вот и все. Ты – останешься. Только дай мне… немного времени, мне надо привыкнуть. Всего несколько минут…
– К этому можно привыкнуть?
Он пожимает плечами.
– Не знаю, я постараюсь. Я буду очень стараться – чтобы быстрее шло время.
– А… куда торопиться?
– Просто жить… Жить – без тебя. Это должно быть очень долго, вот поэтому.
– А что будет со мной?
Он снова поднимает на меня глаза и тут же опускает их снова.
– Уже – не знаю. Теперь… Но он – отличный парень и вы… У вас…
– Так ты все знал?
– Нет, не все. Я имею ввиду – про вас.
– А что же еще?
– Еще – про нас…
– Про нас – что?
– Ну, как тебе объяснить… Хрупко все было – очень. Слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Но ведь – десять лет! Десять лет, Володя…
Он кивает.
– Вот я и говорю – целых десять лет. Хорошо. Слишком. Не надо, зачем ты плачешь, не надо…
– Я хочу тебе объяснить…
– Что объяснить? Да и – к чему? Ах ты, Натка… Не надо ничего объяснять. Мне – во всяком случае. Хотя… знаешь… Только одно – скажи, ты меня еще любишь? Хоть немного?
– Да…
– Тогда тебе будет тяжело.
– Мне уже тяжело…
– Но ты – счастлива?
– Ужасно. Безумно. Так не бывает, но – да.
– Вот я и говорю – тяжело. А уж если так, что и не бывает, то…
Он упал. Сморщил лицо и осел как-то вдруг и – набок. И умер. Я это сразу поняла. И когда приехала «скорая», я им…
Потом я не помню.
…Когда я вспомнила про Сережу, то оказалось, что и он – тоже умер. Для меня – умер…
Дальше – про это не надо рассказывать, про это и думать не надо.
Нет, не годится… Нельзя так. Так – нельзя……Господи, что же делать, а? Ну, кто бы мог подумать, предположить, представить такое… Как же мне теперь с ними, с обоими… И все равно, если вот сначала, если бы можно было – сначала… С первой минуты, просто счастьем по глазам. Счастьем – по – глазам… 2. Годом раньше
– Натуль, а этот сыр тебе – как?
– Да, хороший сыр, хороший, и оливки к месту. Ты все правильно купил.
– А ты что, холодец делаешь? Здорово, мы его с горчинкой, с хреном… Пойдет под это дело. А потом еще горячее. Ну, прям…
– Слушай, а Серега твой, он что, любитель «ну прям»? Или как ты – разговоры одни?
– Ну, как тебе сказать… Ты ведь не просто Натка – моя жена. Ты – жена летчика! А летчик, это такой человек… Летает он, понимаешь? Потому, что без этого – не может. Серега такой, и я такой. Мы с ним оба-два. Похожи мы, друзья мы с ним с самого первого вылета, с училища, почти с детства.
– Ага. Ну, тогда я спокойна…
– Ах ты, Натка, даже помечтать не даешь, крылья подрезаешь…
– Тебе подрежешь, как же…
Он вдруг подходит ко мне сзади и застывает. Не касаясь меня, близко-близко. Так, что я чувствую его дыхание на своих волосах.
– Ты знаешь… Ты единственная, кто может подрезать мне крылья. Вообще, единственный человек на свете, кто может это сделать… Ты – моя женщина, моя Ната… Понимаешь? Я сам себе до сих пор не верю. Что ты – и рядом. Что можно до тебя – рукой… Вот так… И – так… Иногда просыпаюсь ночью, слышу твое дыхание и…
И я оказываюсь к кольце из его рук, а он оказывается – везде. И сразу – тепло…
– Володя……– Мы с ним после окончания и виделись-то всего ничего. Его – на север, меня – сама знаешь. Потом – академия…
Он летчик от бога, а что с женой его такое случится… Кто же мог знать, правда? Молодая женщина и такое…
– У него двое мальчишек, да? Я правильно помню?
– Семь и шесть, погодки… Как он с ними один – не представляю. Ты, если что… Ну, ты понимаешь, все-таки женщина, а? Ладно? Три года мужик один с детьми. А когда Лена, жена его, умерла, они же вообще маленькие были. Совсем.
– Надо им подарки купить, мальчишкам, да, Володь? К приезду. И – не беспокойся, я помогу, конечно, как же иначе, как же может быть иначе…У нас с Володей нет детей. И не будет. Так случилось. Вернее – не случилось. Нашли у него какую-то редкую проблему, сказали, шансов – ноль. Летать на сверхзвуковых может, а детей иметь – нет. Сказали, ничего страшного, усыновить можно или от донора. Бывает… А я не хочу от донора, от чужого, от… Я хочу – от него, от моего мужа, моего Володи. Десять лет уже хочу. И ни от кого – кроме. Потому что, когда женщина любит…
Он оказался совсем не таким, как я представляла. Тихий, вежливый, хмурится часто. Дети ухоженные, чистенькие, неразбалованные. На отца смотрят, как на бога. Мы почти и не разговаривали с ним, они с Володей и правда оказались не разлей вода. А мы с мальчиками ушли, я им книжку читала, а потом они мне про самолеты рассказывали…
А назавтра он мне позвонил, я ему сама накануне предложила – если что… Не помню, то ли про прачечную спрашивал, то ли про магазины… Ну и благодарил, конечно. За встречу, за угощение, за мальчишек. И мы проговорили почти полтора часа. А через два дня мы начали встречаться…
Это было сумасшествие – с первого взгляда, с первой минуты. Я же говорю, счастьем – по глазам. Судьба…
…Вчера он сказал мне, что подал рапорт о переводе, что не может больше смотреть Володе в глаза. И мне придется – выбирать…
Целый год я пыталась и не могла это сделать, и вдруг это оказалось совсем просто – до смешного. Я спросила себя, могу ли я представить себе жизнь без Володи, и – смогла. С трудом, с болью, но – смогла. А вот – без Сережи… Меня словно не стало, кончилась я. И я поняла, что выбрала… То есть, что на самом деле выбора нет, а есть – судьба. Видите, как просто…