ВООБЩЕ не подозревала, что нравлюсь ему, поскольку он только и делает, что ворчит на меня с

самой первой нашей встречи. Ну, за исключением того случая в консульстве, когда он меня обнял.

Но ведь он делал это напоказ!), Кэл притянул меня к себе и начал целовать.

Целовать меня! Словно мы герои какого-то любовного романа!

И да, парень оказался докой в поцелуях. Совершенно очевидно, что у него была кое-какая

практика. И да, я бы не сказала, что испытала отвращение. Если уж быть точной – это было совсем

не отвращение. Все те части тела, которые должны таять, когда клевый парень целует меня с

недвусмысленными намерениями, – все они начали таять, словно по расписанию, как только он

это сделал.

Признаюсь, на долю секунды у меня в голове замелькали мысли: «О, боже! Я ему нравлюсь! Я

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ему нравлюсь», – и мое воображение быстро нарисовало картину, как мы

вдвоем, держась за руки, гуляем по Второй Авеню и заходим в «Веселку»[4] поесть блинчиков, и я

знакомлю его с Пижоном. И я ответила на его поцелуй…

Но потом до меня дошло… это ведь фантазия? Она ведь никогда в жизни не сбудется. Потому что

он не верит любовь, а еще меньше – в брак, и он НИКОГДА не пойдет со мной в «Веселку» за

блинчиками, а также вряд ли задержится рядом со мной, чтобы познакомиться с Пижоном – по

крайней мере, вряд ли это знакомство будет достаточно долгим, чтобы между ними завязались

отношения. И сколько уже можно знакомить Пижона с мужчинами, которых он больше никогда

не увидит? Он очень чувствительный, и если привязывается к кому-то, то это навсегда. После того, как уехал Малкольм, Пижон несколько дней не ел свой «Фрискис».

И тут в моей голове набатом прозвучал голос Холли: «Ты должна начать думать о будущем и для

разнообразия встречаться с людьми, которые действительно находятся рядом», а еще я

вспомнила невесту, которую мы видели у церкви в Риме, и какой счастливой она была, и как сиял

ее отец, глядя на нее…

И именно тогда, на том самом месте, я поняла то, в чем не хотела себе признаваться еще со

времен учебы в колледже, то есть с тех пор, когда идея замужества перестала казаться столь же

привлекательной, как во времена игр с Барби в пятом классе.

А именно – что когда-нибудь я ХОЧУ выйти замуж. Хочу. На самом деле хочу. Я хочу букет и

красную ковровую дорожку, и свадебное платье, и фату, и расчувствовавшегося папочку, и

девочек с цветами, и «пока смерть не разлучит вас».

Так что же я тут делаю, целуя парня, который считает, что институт брака пора упразднить?

В общем, вместо того, чтобы обвить его шею руками и вернуть поцелуй, чего, я просто уверена,

Кэл ждал от меня, и чего, должна признать, я ХОТЕЛА сама – по крайней мере, этого хотело мое

ТЕЛО, – я уперлась ладонями в грудь Кэла и оттолкнула его.

Он упал назад в шезлонг и сидел там, хлопая глазами, в которых застыл вопрос: «В чем дело?»

Но прежде чем у него появился шанс что-то сказать, я взорвалась.

Я:

– Неужели я похожа на идиотку? Я НЕ БУДУ спать с тобой.

Кэл:

– Эм-м-м… это был просто поцелуй.

Я:

– Ты не веришь в любовь. Ты думаешь, что это результат фенил… фенил… неважно, как это

называется.

Кэл:

– Фенилэтиламин. И не хочу показаться занудой… но это был всего лишь поцелуй.

Я:

– Так вышло, что, в отличие от тебя, я верю в любовь. И в брак. Так есть ли смысл? Одна ночь, а

потом? Я стану очередным именем в твоем Блэкберри. Нет, спасибо.

Кэл:

– Я, конечно, прошу простить, если память меня подводит, но, еще раз напомнив, что это был

просто поцелуй, хочу уточнить: не ты ли мне недавно писала, что не торопишься с замужеством и

детьми, потому что хочешь сконцентрироваться на карьере?

Я:

– Да, возможно. Но СО ВРЕМЕНЕМ я все же хочу выйти замуж. Так объясни же мне ради бога,

почему я должна лечь в постель с парнем, который категорически против самой идеи брака? Что

будет завтра утром, когда ты даже в глаза мне смотреть не сможешь и станешь меня избегать? И

как насчет обратного пути в Нью-Йорк, когда нам придется снова сесть рядом в самолете? А когда