Шрифт:
– И ботинки сними.
Голый Дима сел на пол и начал путаться в шнурках.
– Встань, – терпеливо сказал Келад. – Стой ровно.
Он осмотрел барановские зубы, послушал сердце и легкие, потом надавил на живот так, словно хотел прощупать сквозь желудок ребра, и спросил, не больно ли. Дима, наученный опытом многочисленных медосмотров, сцепил зубы и стоически потряс головой.
– Вот и хорошо, – равнодушно сказал Арий Келад и отправил раздетого сюковца к препозиту. [16]
16
Препозит – завскладом
Препозит выдал ему кожаные сапоги, короткую тунику, доспехи, замечательные своей несообразностью, а также деревянный меч и щит, сплетенный из ивовых прутьев. Баранов взгромоздил себе на голову каску с гребнем, обмотал правую руку ремнями, пристроил на талии толстый кожаный пояс с металлическими полосами и почувствовал себя полным идиотом. Некоторое время он стоял, не решаясь показаться в таком виде на люди, но в конце концов ему пришлось это сделать.
«Черт с ним, – подумал Дима, – не глупее, чем писать контрольную по физике с противогазом на морде».
Его отправили к Гемеллину, одному из лучших докторов школы. [17] Старый гладиатор почти мгновенно уловил в новичке военную выправку. Спорт в интернате был настолько вездесущим, что настиг даже Диму Баранова, известного лентяя и прогульщика. Грубыми руками, умело и ловко, Гемеллин подтянул ремни и поправил на Диме доспехи. Дима молча подчинился, хотя дышать стало трудновато.
Гемеллин начал вводную лекцию. Баранов узнал из нее много поучительного. Например, что зрители платят за сражение как таковое и желают видеть не только хитроумные приемы боя и красивые комбинации, но и кровь, а также смерть. Доспехи, специально оставляющие незащищенными спину и грудь, созданы таковыми вовсе не для того, чтобы сохранить жизнь какому-то Баранову. «И это все происходит со мной, – внушал себе Дима тупо. – Это я должен уметь умирать в сражении как таковом…»
17
Доктор – мастер фехтования, занятый обучением гладиаторов, часто сам из их среды.
Гемеллин, заметив, что Дима отвлекается на посторонние мысли, сильно ударил его в грудь. Баранов закашлялся, поднял на него глаза, но промолчал.
– Тебя защитит только одно – твой щит, – сказал доктор. – Запомни, новобранец: раскрыться – значит, погибнуть.
Жизнь в казарме Спурия Вокония мало походила на роман «Спартак». В частности, в Баранова не влюблялись прекрасные аристократки, а сам он с верными соратниками не крушил отборных римских легионеров. С утра до ночи Гемеллин терзал его тренировками, устраивал учебные бои во дворе казармы или в гимнастическом зале. Баранов ходил в синяках по всему телу, неудержимо худел и жадно набрасывался на стряпню Мосхида, питавшего, как истинный грек, неприязнь к каше – национальному блюду римлян – и потому готовившего ее без всякой души.
У Вадима завелись медные деньги, которые он выигрывал в длинные кости [18] по вечерам в близлежащем кабаке. [19] Он уже знал, что азартные игры недавно в очередной раз запретили, но с чисто гераклейской беспечностью плевал на этот запрет. Среди местной публики новобранец-варвар прославился тем, что в игре никогда не выбрасывал «псов» и вообще был чудовищно удачлив. Благодаря этому встреча с ним почиталась в определенных кругах за хорошую примету.
18
Длинные кости. – Автор почерпнул сведения об азартных играх Древнего Рима у безнравственного древнеримского поэта Овидия, сосланного в Крым за разлагающее влияние на квиритов. Длинные кости имели очки только на четырех сторонах. Худший бросок, при котором все кости показывали одно и то же число очков, назывался «псом».
19
Вся литература о гладиаторах грешит одним противоречием, которое авторы никак не объясняют. С одной стороны, описано, как они живут под постоянным надзором, всегда взаперти, словно в тюрьме. С другой стороны, это не мешает тем же гладиаторам постоянно шляться по улицам, кутить в кабаках и даже обзаводиться семьей. Вероятно, пишет М. Е. Сергеенко, «приходил в жизни гладиатора какой-то час, когда тиски свирепой дисциплины для него разжимались, и он получал право отлучаться из школы на определенный, более или менее длительный срок. С каких пор и за какие заслуги пользовался он этим правом, неизвестно; можно думать, что давали его людям, в которых были уверены, что они не сбегут».
Венцом этого разгула мракобесия стал визит некоей Гиспуллы Пандемос, которая явилась к нему после совершения ею обряда поклонения Мужской Фортуне [20] и застенчиво попросила изготовить для нее приворотное зелье, поскольку она задумала обольстить ланисту Вокония. [21] С собою прелестная дева предусмотрительно захватила довольно вместительный сосуд. Увидев сосуд, Баранов застонал.
– Мисс Пандемос, – сказал он, – вы принимаете меня за кого-то другого.
20
Обряд поклонения Мужской Фортуне публичных женщин хорошо описан знатоком соблазнов и разврата Овидием.
21
Ланиста – владелец гладиаторской школы. Покупка, продажа, обучение гладиаторов – вот его ремесло. Как и сводник, считался человеком запятнанным. Между прочим, в повести анахронизм: действие происходит в 138 г. до н.э., а самая старая из известных гладиаторских школ принадлежала Аврелию Скавру, консулу 108 г. до н.э. Сведения взяты у М.Е. Сергеенко.
Гиспулла продолжала упрашивать. Кончилось тем, что Баранов, ругаясь на средневековой кухонной латыни медиков, выставил ее вон. Уходя, она пригрозила ему немилостями Мужской Фортуны, каковая немилость обрушилась на Диму вечером того же дня.
Солнце спускалось к невидимому морю, белые стены внутреннего двора казармы наливались синевой, каракули и надписи на них тускнели, растворяясь в сумерках.
Дима Баранов сидел в казарме, и ему было очень хорошо. Впервые в жизни у Димы была своя комната, а не койка в общей спальне. К имевшимся там надписям, вроде: «Астианакс – мясо!» Дима добавил свои: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и «Здесь был Баранов».
В раскрытые двери он видел вытоптанный двор с жалкими сухими клочьями травы по углам, шатающихся по двору гладиаторов – одни собирались идти спать, другие отправлялись в город.
Баранов посмотрел на свои ноги в шнурованных кожаных сапогах и пошевелил пальцами. Это были его собственные ноги, нет сомнений. Вадим Баранов, гладиатор, ха! Очень захотелось, чтобы его увидел кто-нибудь из интернатских.
Сейчас, наверное, там суета, готовятся встретить 1 Мая. В актовом зале по вечерам репетирует агитбригада. Дима закрыл глаза и от переполнявших его чувств негромко запел: