— Принесет ли он нам пользу.

— Волнуешься обо мне? — Я пристально взглянула в черные глаза Лиса.

— Нет… — Он сцепил зубы. — Да, бес тебя подери, да!

— Из-за браслета?

— Нет! Не совсем. Ты — первый человек, готовый пойти ради меня на жертву. Я не отрицаю, что получи мы выгоду из камня, ты не останешься без вознаграждения. Но идешь ведь просто так, без жажды наживы. Я молчу уже про то, что одна ты способна остаться с типом, который едва не угрохал тебя дважды. И я беспокоюсь, потому что не уберегу твою наивную голову от всех глупых поступков и нехороших людей.

— А заодно ревнуешь?

Меня начал душить дикий хохот. Он не вырывался за пределы насмешливо изогнутых губ, но рокотал внутри.

— Ревную, — сдался Лис. — Друга к опасному охотнику. Пусть он только попробует коснуться тебя. Хотя бы пальцем. Я буду за ним наблюдать, учти.

Я оглянулась на дремлющего мужчину и сморщила лоб.

Выверенные схемы рушатся первыми. И следить за Радиславом бесполезно. Захочет — придушит во сне. Но зачем ему спасать меня в Выгодске? Скинул бы с лошади и добил на законных основаниях. Нет, он предпочел помочь и остаться. О чем-то подобные поступки да говорят.

Ситуация усложнялась ещё и тем, что я не знала: считается ли жертвой тот, кто готов отдать многое за касание палача?

Как разобраться в собственных переживаниях? Романтики бы ответили: «Слушай зов сердца». Одна крестьянка, выпив браги, говаривала: «Незачем гадать, всё просто: любишь того, от кого родила; ненавидишь ту, что забрала лучшего мужчину; а завидуешь всем, особенно — себе».

А если чувств и вовсе нет? Например, у большинства варренов отсутствует понятие «любви»: женщина, способная выносить и родить здорового наследника, почитается мужем как богиня. От той, чей ребенок не дожил до года или умер при родах, мужчине разрешено уйти. Никто его не осудит. И выбирают они жен не за красоту или ум, а по округлости бедер и отсутствию болезней.

Но переживания есть. Они заперты внутри и стремятся вырваться из груди, воспользовавшись малейшей лазейкой. Не любовь, но что-то гаденькое, опутывающее тугими плетями и мешающее дышать.

Проснувшийся Радислав прервал нашу с Лисом беседу. Он наскоро перекусил запрятанным ломтем хлеба да коротко уточнил, какова конечная точка путешествия.

Услышав о болотах, охотник удивился.

— Черные топи? Какой друг станет жить там? Насколько я помню, в близлежащих деревеньках, кроме безумцев-селян, верящих в то, что ими правят нечистые, никого и нет…

— А сам как думаешь, кто бы мог поселиться на болоте?

— Замечательно. — Мужчина раздосадовано ударил по сумке. — Ехать с ведьмой к ведьме! Куда я качусь?

— Ко мне, — обнадежила я, дергая за поводья Тучки. — В преисподнюю. Достаточно болтовни, поехали.

Вскоре, преодолев старую полосу препятствий: пней, корней и нежелания лошадей двигаться, — мы вернулись на знакомый тракт.

Изредка навстречу попадались нагруженные до краев повозки, возглавляемые улыбчивыми торговцами. Правда, те мрачнели, завидев нашу разномастную шайку. Причем я выглядела как плененная чернявыми злодеями дева — неописуемая печаль на морде превращала меня из зачинщика в страдалицу.

Это и сыграло злую шутку.

К вечеру первого дня, когда солнце почти скрылось за крутым поворотом, с нами поравнялся мужик на загнанной светлой лошадке. Мужик отличался особой пухлостью и округлостью: надутые губы, нос пяточком, глаза размером в полблюдца; лошадка — изнеможенностью и безмерной тоской на морде. Он, прокашлявшись, громогласно потребовал остановиться, на что Лис любезно попросил его пойти к бесам.

Уходить защитник не собирался. Взъерошил последние волосинки на блестящей лысиной макушке и завопил:

— От благочестивых путников я услышал, дескать, вы истязаете девушку! Отпустите её, нелюди! Именем меня, первого стража, Ерша, приказываю вам!

— Ерша? — борясь со смехом, переспросила я.

— Ты не обязана подчиняться им, дива! — по-своему понял Ерш. — Я спасу тебя.

— Спаси, милок, спаси! — заголосила я, пихая Лиса под лопатки — чтоб прибавил скорости.

Варрен подчинился немой просьбе, и его конь стрелой полетел по пустой дороге. Радиславин Ворон нагнал нас, а несчастная кобылка, подгоняемая дружинником, локтя на три отставала от молодых выносливых скакунов.