Изредка слышались вопли Ерша, но им никто не внимал, и тогда «спаситель» нашел другой способ. Защитник спешился. Мы замедлились, словно в насмешку над его поражением. Но только я выдохнула спокойно, как в наше направление полетел камень. По моему многострадальному затылку он и попал.

Меня накрыла волна праведного гнева. После тот сменился неправедным, чужеродным.

— Стоять! — Я дернула Лиса за край рубашки.

Мужчины остановились. Под победоносную улыбку Ерша я самостоятельно спрыгнула с Тучки, отправив дружиннику столь добрейший оскал, что щеки онемели.

Затылок ныл тупой болью. На нем нашлась рассеченная ранка, из которой слабо сочилась кровь. Что ж, так лучше.

В тот момент зрение затуманилось, смягчились краски заката, а тело наполнила злоба; кости начало ломить. Лицо исказила гримаса ненависти.

Страж отшатнулся.

Ярость. Горячность, стоящая комом у горла. Я перестала подчиняться себе. Гнев окутал легкие плотным, будто колючая шаль, туманом. То волшба взяла кровавую плату за пользование ею.

Внезапно Ерш заверещал и слетел с ног. Его лошадь покачнулась, заржала и понеслась прочь, не разбирая пути, подгоняемая сгущающейся в воздухе теменью.

— Слава!

Лис спрыгнул с Тучки.

Слух обострился. Я различала стук сердца обидчика. Частый, сбитый, дрожащий.

Ударившийся спиной дружинник застонал и попробовал отползти. Я направилась к нему, представляя, как разделаюсь с ним, изничтожу да упьюсь трусостью.

В следующий миг я лежала, прижатая к земле сильной рукой.

— Отпусти! — незнакомым голосом ревела я, пытаясь скинуть нависшего тенью охотника.

— Ни за что, — отчеканил он.

Я почти столкнула с себя Радислава, ударив его по животу коленом, и мы, сплетаясь в причудливую фигуру, покатились к обочине. Ненависть придавала мощи, но натренированный охотник сумел одержать победу.

Тогда я зажмурилась. Явственно представила, как мужчина начинает истекать кровью. С его рта слетает кровавая пена. В глазах лопаются сосуды. Распухает язык, белеют щеки. Он ловит воздух, хрипит, но его душит кровавый кашель.

Внутри что-то ёкнуло от ужаса. Картинка размылась.

Темнота сжигала внутренности, лизала огненным дыханием кости. Дикий страх застыл в глазах. Стремясь забыться, я стиснула зубы, а затем и вовсе прикусила губу. Радислав выглядел скорее растерянным, нежели испуганным, и не переставал придавливать локтем грудь.

Я пыталась забыться, стереть любые мысли о расправе. Иначе они принесут непоправимый вред.

Очередной удар неистовства по вискам. Челюсть одеревенела. Если сжать зубы чуточку сильнее, то под натиском клыков губа треснет. Потечет кровь — откроется второй источник для тьмы, потому как царапина на затылке затягивалась под действием всё той же черной волшбы. Чары заживляли раны, делали тело выносливее.

Радислав тоже это понимал. Он, оглядев запачканные песком ладони, рявкнул:

— Бес тебя побери! Держись.

Случилось вовсе негаданное.

Напряженное лицо охотника склонилось надо мной, и когда я попыталась вздохнуть, часто вбирая горячий воздух, он бесцеремонно прижался губами к моим. Его зубы аккуратно прикусили мою нижнюю губу — совсем нежно, чтобы не поранить, но и не дать возможности отстраниться, — а я, переставая управлять собой, сжала в ответ его губу с той силой, с которой чуть не прокусила свою.

Радислав навалился на меня всем своим весом, придавил мои ладони. И хоть охотник испытывал боль, но стойко не позволял окончиться этому жутковатому «поцелую».

По щекам текли слезы: в них смешались и гнев, и испуг, и непонимание. Легкие рвало от раздирающей черноты.

Огонь затухал; после него горло будто забилось пеплом. Я закашлялась, и Радислав нерешительно отпустил меня, напоследок легонько мазнув нижней, прокушенной, губой по моей верхней.

Трактом овладела тишина. От солнца остался узенький край, не успевший скрыться за линией дубов. Молчала листва. Недавний защитник сбежал; немного потрепанный Лис, не сказав и слова, подбежал ко мне, помогая подняться.

— Спасибо… — непонятно кому промямлила я, когда, поддерживаемая Лисом, шла обратно к смиренно пощипывающему травку Тучке.

Варрен грустно улыбнулся.

— Не за что, — тихо сказал Радислав. Он приложил грязную ладонь к губам, но я и так видела, как по подбородку на ворот зашнурованной рубахи стекает тонкая алая струйка.

Нас ждал долгий разговор.

Воздух, не успев разрядиться, снова наполнился тяжестью.

Помутнение растворилось, исчезло там, откуда взялось. Усевшись рядом с лошадью и подложив кулак под подбородок, я пустым взором уставилась на задумчивую парочку. Лис дернул щекой, а Радислав так и не отвел рук от лица.