Белые ушли. К Касанде подошел немезис Ифофу, исполнявший при главе племени Йонго роль колдуна, лекаря и цырюль- ника.

–  Йонго хочет, чтобы ты явился к нему, - строго сказал Ифофу.
– Пойдем.

Касанда, оробев, шел за немезисом, размышляя, зачем он мог потребоваться грозному вождю племени.

Ифофу шествовал важно. На руках и ногах его звенели медные и железные браслеты, многие из которых были могущественными талисманами. Колдун шел медленно и, как требовал этикет, сильно наклонялся то в одну, то в другую сторону, показывая этим, что украшений слишком много и ноги переставлять нелегко.

Вождь племени батако сидел у своей большой хижины на пяти положенных одна на другую леопардовых шкурах, которые свидетельствовали о его богатстве. Казалось, он не замечал подошедших. У ног Йонго его маленький сын с озабоченным видом грыз белую палочку сахарного тростника.

Тут были и два других немезиса. Один из них старательно украшал руку вождя новой замысловатой татуировкой, делая особым ножом на коже множество мелких надрезов и вставляя в ранки кусочки глины.

Вся одежда главы племени состояла из пагне - куска красной материи, обернутой вокруг бедер, и сандалий на толстой подошве. На правой руке Йонго было множество браслетов, самым дорогим из которых был железный талисман, защищавший его от всех болезней. Талисман этот Йонго выгодно обменял у колдуна соседнего племени нгуро-нгуро на пятьдесят тыквенных бутылок с пальмовым вином. По указанию своих немезисов, Йонго должен был, чтобы талисман не потерял своей силы, снимать браслет каждый раз, когда говорил с женщиной, курил трубку или брал в руки нож. На носу Йонго красовались серебряные очки, которые один из его немезисов стащил у проповедовавшего здесь католического миссионера, чем и доказал свое превосходство над колдуном мзунгу. Очки очень нравились Йонго, и он не расставался с ними даже ночью. Правда, вначале у него болели глаза, что, по уверению немезисов, было результатом остатков чар мзунгу, но Ифофу выбил из очков стекла, и они больше не беспокоили Йонго.

Давно уже Йонго избран вождем батако, и племя благоденствовало в его правление.

Мудрым человеком был Йонго. Он избегал ссор и стычек с соседними племенами и вел с ними оживленную торговлю, выгодно обменивая сорго, маииок и пальмовое вино на соль, материю и другие товары. Он послал в отдаленный крааль племени гатембо двух мальчиков учиться искусству кузнеца, заплатив за это чужому племени четыре бивня хумба-хумба. Йонго был мудр. Чтобы мальчики хорошо учились, он приказал им дать страшную клятву перед всемогущим Вуном - богом мщения, сделанным из черного дерева, - что они не будут бездельничать на чужбине. Ифофу наложил на них запрет охотиться, играть с приятелями и не подчиняться своим учителям. И мальчики не нарушили обещания.

Прошло три года, и они стали хорошими кузнецами. Теперь племя батако торговало топорами, мотыгами и наконечниками для стрел и копий. Эта статья дохода племени тщательно скрывалась от слуг мзунгу, изредка приходивших в крааль за налогом. Йонго приказал всему племени сажать маниок. С тех пор батако не знали голода. Негров, не пожелавших есть вкусные мучнистые клубни, он выгнал на неделю из крааля.

Соседние племена завидовали батако и считали их очень богатыми людьми.

…Касаыда молча остановился в нескольких шагах от Йонго, который, видимо, размышлял над чем-то очень важным. Неподалеку'трудились жены вождя. Младшей из них было не более двенадцати лет. Женщины вскапывали мотыгами землю для посева.сорго. В этих местах не было ни волов, ни лошадей - скот погибал от неизлечимой болезни, которую вызывали мухи це-це, и землю обрабатывать приходилось вручную.

Наконец Йонго взглянул на робко стоявшего перед ним Касанду и строго сказал:

–  Сейчас ты разговаривал с мзунгу. Это очень нехорошее племя. Что они у тебя спрашивали?

Касанда подробно передал весь разговор с белыми, и Йонго задумался. Он думал так долго, что тень Касанды успела передвинуться на целый палец. Касанда не шевелился, боясь нарушить ход мыслей столь мудрого человека. Наконец Йонго вновь взглянул на Касанду и спросил:

–  Ты не знаешь, зачем они приехали к нам в крааль?

–  Нет, - сказал Касанда, и ему стало стыдно, что он не может ответить на вопрос главы племени.

–  Иди, - проговорил Йонго хмурясь, - и если узнаешь что-нибудь о мзунгу, сообщи мне.

Касанда повернулся и пошел, высоко поднимая колени, чтобы не показывать вождю своих подошв. Это считалось невежливым.

Он возвращался домой, размышляя о цели приезда мзунгу. На опушке леса солдаты уже строили большую хижину из белой материи. Материи было так много, что ее хватило бы, чтобы одеть все племя батако.

Трое мзунгу пересекали узкую долину, сжатую лесистыми склонами. Они часто останавливались и что-то говорили друг другу.

У хижины Набетуну и Нкайна вялили на небольшом станке мясо топи. На четырех вбитых в землю кольях лежала бамбуковая решетка, на которой в дыму костра, на крючках, висели тонкие ломти мяса. Нкайна поддерживал огонь, стараясь, чтобы пламя не поднималось слишком высоко. Набетуну поворачивала на огне ломти с помощью длинной палки. Когда мясо становилось совсем сухим и твердым, она снимала его и вешала новую порцию.

В просторной палатке за низким раскладным столиком сидели двое разомлевших от жары белых и пили виски с содовой водой. Один из них, большой и грузный, полулежал в плетеном кресле. Другой, человек лет тридцати пяти, с красным, обожженным тропическим солнцем лицом, сидел на ящике, заменявшем ему стул.

–  Если вам этот участок подходит, мистер Элмсли, - говорил сидевший на ящике, - то мы предоставляем его в ваше распоряжение. По-моему, это неплохое место для каучуковой плантации. Документы оформим в Стэнливиле.