К ребятам подошли старатели., Они молча стояли за их спинами и смотрели, как Гайзулла по крупице собирает драгоценную добычу.

— Не знаете, чьи это ребятишки? — спросил один из них.

— Не говорят, — ответил другой.

— Вы что здесь делаете? — спросил первый, подходя ближе. — Это наш отвал, нечего здесь всякой мелюзге копаться! Ваше место еще у матери под юбкой!

— Не надо! — схватил его за руку другой, и Гайзулла, увидев, что его поддержали, нахмурился и крикнул:

— Уходите, уходите отсюда, сглазите! Счастье уходит!

Старатели разошлись, и мальчик облегченно вздохнул. Он велел Загиту добавить воды, выровнял оставшийся в желобе песок и, не ожидая, пока шлихты окажутся в конце желобка, подвинул их обратно к головке.

Кто-то, громко топая, пробежал мимо, но мальчик не поднял головы. Через минуту пробежали еще несколько человек. Люди, бросая кирки и лопаты, мчались со всех сторон к лесу. Гайзулла удивленно покачал головой:

— Что это с ними? — спросил Загит.

— Постой, сейчас узнаю!

Мальчик встал навстречу бегущим, но молодой парень, завидев его, сам схватил Гайзуллу за рукав:

— Был там? Сильно их избили?

— Кого избили?

— Как кого? Нашу делегацию!

— Нет, мы ничего не слышали…

— Эх, вы!.. — махнул рукой парень и быстро зашагал к лесу, переступая через маленькие, за зеленевшие кустики мелкого березняка.

Гайзулла и Загит удивленно посмотрели друг на друга.

— Постой! — вдруг хлопнул себя по лбу Гайзулла. — Да ведь там же Хисматулла!..

И, подпрыгивая, помчался за всеми так быстро, что Загит еле поспевал за ним.

Когда Гайзулла с Загитом выбежали на лесную поляну недалеко от прииска, сходка уже началась. Вся поляна была заполнена людьми, а посреди ее на длинной хворостине хлопало на ветру красное полотнище. Рядом с ним, видимо стоя на пне, возвышался Михаил. Он широко размахивал рукой с зажатой в кулаке фуражкой и что-то кричал, но ветер относил его слова в сторону, и стоящие позади не могли ничего разобрать. Народу все прибывало, и скоро мальчишки пробрались вперед, где подныривая под ноги, где толкаясь локтями, а где и просто несомые прибывающим людским потоком.

— Управляющий и слушать нас не захотел! Он еще ответит за арест нашей делегации!.. Демонстрация!.. Они нас боятся… — услышал Гайзулла, пробравшись вперед. Но почти все остальные слова не были ему понятны.

— Кто это? — дернул его за рукав стоящий сзади Загит.

— Это друг Хисматуллы-агая, Михаил…

— А о чем он говорит? Я понял только одно слово…

— Замолчите! — шикнули сзади. — Что вам— то здесь нужно? Только болтаетесь под ногами, слушать не даете!..

Но скоро уже собравшийся народ зашумел гак, что нельзя было расслышать ни друг друга, ни оратора. Все размахивали руками, кричали:

— Думают, что мы скоты!..

— Они весь мой род уничтожили!..

— Даешь свободу!..

— Пойдем выбьем окна в конторе!..

— И Накышева прирежем!..

Михаил молча стоял на пне, подняв правую руку, и стоящие впереди стали оборачиваться и кричать в толпу:

— Да замолчите же! Тише! Дайте ему сказать!

Михаил дождался, когда стало потише, опустил руку и снова заговорил:

— Товарищи! Неужели вы думаете, что мы слабее баев и помещиков? Есть у нас одна слабая против них сторона, это верно — если баи и помещики все друг за друга, то мы все — врозь. Поэтому самое главное для нас — научиться стоять против них вместе! Если все бедняки будут заодно, никто эту силу не сокрушит!

— Вот говорит! — прошептал Загиту Гайзулла. — Если бы я так умел!..

— Не боится, правду-матку в глаза режет! — сказал кто-то впереди.

— За это и богачи его ненавидят, — правда, она глаза колет!.. — отозвался усач, стоявший рядом с мальчиками.

Михаил снова поднял руку, но в ту же минуту пронзительный крик, как пуля, вспорол воздух над поляной:

— Солдаты!

В толпе началась давка. Не зная, куда бежать, люди бросались в разные стороны, и Гайзулла скоро потерял из виду Загита. Его стиснули с двух сторон так, что трудно было дышать.

— Товарищи! Успокойтесь, товарищи! — старался перекричать шум Михаил.

Послышалось резкое конское ржание, и верховые с разных сторон врезались в людскую гущу. Возбужденные кони вставали на дыбы, подминая людей. Страшным эхом отозвались в лесу крики, стоны, плач и ржание коней. Старатели за ноги стаскивали верховых, засвистели камни; осколок больно ударил Гайзуллу по плечу. Мальчик увидел, как усач запихнул знамя за пазуху и прикрыл его полой казакина. Пробравшись к концу поляны, он увидел маленького офицерика в голубоватом мундире, молоденького, с тонкими ниточками усов над верхней губой. Офицерик, как полевой кузнечик, крутился в седле, размахивал нагайкой и кричал:

— Вязать! Вязать!

Прямо перед ним, под мордой тонконогого гнедого жеребца, перебирающего ногами, стоял Михаил; лоб его пересекала большая красная ссадина, льдистые голубые глаза сверкали гневом и ненавистью. Двое солдат крутили ему руки назад.

— На помощь! — крикнул Гайзулла. — Русского бьют! Нашего, Михаила!

Тотчас один из старателей, подбежав сзади, ударил лопатой по голове одного из солдат, и солдат отлетел в сторону. Офицерик протянул руку, расстегивая кобуру; и почти одновременно с грохотом выстрела старатель качнулся, обхватил руками залитую кровью шею и медленно, навзничь упал на землю.