— Бедняга, да у тебя не все дома… — участливо присвистнул парень, тихонько отодвигаясь в сторону.

— Большой начальник говорит, что меня то же начальником поставит. Вот стану начальником и первым делом так Нигматуллу прижму, что своих не узнает! А потом женюсь!

— Ты небось и невесту уже выбрал? — спросили из толпы.

— А как же! — гордо выпятил грудь Шарифулла, и глаза его закосили еще больше. — При смотрел тут одну, вроде, девушка хорошая… Же на — она что обувь, с толком выбирать надо! Купишь плохую — всю жизнь тебе маяться, а если приглядишься получше, найдешь себе, какую на до, — считай, что годов двадцать у тебя в запасе лежит!

— Кого ж ты отыскал? — спросил тот же голос.

— Никому не скажете? — Шарифулла при крыл ладонью рот и огляделся. — Нафису Хайретдинову! — Он вдруг хитро и мелко рассмеялся, подпрыгнул, так что зазвенели на облезлом тулупе навешанные побрякушки, и, невнятно вскрикнув, нырнул в толпу, головой пробивая себе дорогу.

— Мало ты с людьми говоришь, — сказал как-то Михаил, вернувшись с Кэжэнского завода, — все сторонкой да сторонкой… А если хочешь, чтобы жизнь у нас такая настала, как я рассказывал, сам ее начинай строить, своими руками, понял? Пока что самое главное — разъяснительная работа.

— Разъяснительная? — не понял Хисматулла.

— Ну да! Вот, например, был ты в мечети, слышал, что мулла говорит?

— Был, говорит, что конец света скоро… И тот, кто неверных слушается, в аду гореть будет.. Меня в деревню пускать не велел, сказал, что я с шайтаном связался!

— Вот видишь! А ведь люди ему верят! А знаешь, почему верят? Потому что слепые!

— Как слепые?

— А вот так — дальше носа своего не видят, муллу слушают, а нас, тех, кто им добра желает, слушать не хотят… Поэтому мы должны им от крыть глаза, все объяснить и про богачей, и про священников, и про вашего муллу… Вот и ты, Хисмат, сам еще недавно такой же темный был, а теперь уже читаешь. Почему же ты не хочешь товарищам по общей беде помочь? Или ты думаешь, что все само собой, без твоего участия сделается?

— Я хочу, только не знаю, что делать!.. — покраснел Хисматулла.

— А я тебе про то и толкую — больше на людях бывай, говори с каждым, объясняй, что к чему! Те книжки, что я тебе давал, прочел?

— Прочел… Только, агай, непонятно там вот то место, где призрак бродит по земле…

— Призрак? Что ж тут непонятного? Это не то что призрак даже, а вроде как бы слух, понял? Слух о такой хорошей жизни, когда все люди равные и нет ни богатых, ни бедных, все по полам! И от нас с тобой зависит, чтобы этот призрак плоть и кровь свою обрел, чтоб он живым человеком стал! И от меня, и от тебя — от каждого, кто хорошей жизни добиться хочет и себе, и соседям, и детям нашим, и внукам, понял? И если ты свою веру в эту новую жизнь положишь, если ты за эту новую жизнь душу свою отдашь, ничего не пожалеешь, если ты другому поможешь понять, какая сила пролетариат, если другой третьему поможет, а за вами и остальные пойдут, вот тогда и призрак этот в живого человека обратится, и новая жизнь начнется — счастливая!

Хисматулла слушал Михаила как зачарованный. Вот это здорово — если каждый другому поможет, тогда ведь и вправду новая жизнь начнется!

— Завтра тебе первое задание дам, — про должал Михаил, — а пока договори со старателями, что они о нашей жизни думают, как к собраниям относятся, понимают ли, о чем мы говорим… А если кто не понимает — растолкуй, что к чему…

— Хорошо, я тогда в кабак зайду, там обычно много после работы народу бывает, — смущаясь, сказал Хисматулла.

— Правильно, — поддержал его Михаил, — сходи, сходи. Только смотри, если ты рюмку— другую не опрокинешь, твои товарищи, пожалуй, на тебя в обиде будут, а? — Он засмеялся. — Да это ничего! Иногда не грех стаканчик пропустить, главное — вида своего человеческого при этом не терять, верно я говорю?

— Верно... — еще больше смутился Хисматулла, помня свои прежние грехи. — Так я пойду?..

В кабаке Хисматулла не стал ничего заказывать, а присел за свободный стол в углу, прислушиваясь к тому, что говорят старатели. Сейчас ему непонятно было, как это он проводил здесь раньше все свободное время. Дымная, чадная комната, пропитанная запахом пота и вина, прокуренная, душная, с гомоном пьяных голосов, с бессмысленными глазами тех, кто уже выпил больше, чем надо, если и не вызывала в нем теперь дрожи отвращения, то лишь потому, что он пришел сюда по поручению Михаила. Теперь перед ним стояла новая цель, и если этой цели понадобилось, чтобы он пришел сюда, то вот он пришел и будет делать то, что нужно для хорошей жизни.

Хисматулла огляделся. За соседним столом два молодых парня, сидя в обнимку, пели вразброд, не сознавая, что поют неверно, третий сидел рядом с ними на полу, уткнув голову в колени.

Тот парень, что сидел на полу, вдруг вскинул голову, и Хисматулла узнал в нем Мутагара, своего бывшего напарника. Мутагар тоже заметил Хисматуллу, развел руками и бросился к нему:

— Хисматулла-а!

По дороге он споткнулся о край лавки и чуть не растянулся на полу, но подбежавший Хисматулла подхватил его.

— Ты что же это? — растерянно сказал он. — Ты здесь откуда?

— Как откуда? 3-здесь… — бессвязно забор мотал Мутагар — Агай, идем к нам, садись, вы пей с нами!

Парни, с любопытством глядевшие на Хисматуллу, тоже загомонили:

— Садись, садись, кумыс пить будешь?

— Лучше кислушку! Она медовая, греха меньше!

Хисматулла оглядел их опухшие, красные лица с кругами под глазами и неожиданно, забыв про задание Михаила, сказал: