– Что вы, что вы! Я сам! – Старик явно неверно истолковал это движение и, проворно вскочив со стула, прошествовал в смежную комнату.

Карат, проклиная свою малодушную медлительность, направился следом. Ему с самого начала не очень нравилось задание кончать какого-то божьего одуванчика, а сейчас, на месте, и вообще вдруг почувствовал себя совершенной мразотой, которая даже родного папашу за пачку баксов пришьет и не поморщится.

Все стены во второй комнате до самого потолка занимали книжные полки. Тут были полные собрания сочинений Бальзака, Голсуорси, Диккенса, Скотта, Мериме, Куприна, всех трех Толстых и многих других зарубежных и русских классиков. На полках бросались в глаза и пустые гнезда.

Старик печально пояснил:

– Это невозвращенные книги. Мой пассив.

– Может, еще вернут? – предположил Карат, зачем-то глубоко засунув руки в карманы своей джинсовой куртки.

– Сомневаюсь. Там стояли Хаггард, Чейз и Сименон...

– Богатая библиотека. Вы не в книготорге, случаем, трудились?

– Рад, что оценили. Дочка моя, Оленька, тоже высоко ее ценит. А к книжной торговле я никакого отношения никогда не имел, молодой человек. Я самый банальный бухгалтер на пенсии. Впрочем, нет, – добавил он, усмехаясь. – Не простой. Имею честь представиться – Иван Александрович, старший бухгалтер на заслуженном отдыхе.

Пока Карат равнодушно перебирал корешки книг, библиотекарь продолжал монолог выказав себя большим любителем пообщаться. Пусть и односторонне.

Иван Александрович был коренным жителем Каменска. Заочно окончил экономический факультет института и стал бухгалтером на заводе, который сам начинал строить. На фронт, как ни пытался обмануть медицинскую комиссию, не пустили из-за никудышного зрения.

Ощущая себя полным идиотом, Карат чинно сидел за столом в первой комнате. Дружелюбно пыхтел, закипая, электрический чайник. Иван Александрович, раскрасневшись от воспоминаний, рассказывал, как он надеялся «обойти с фланга» своего главного врага в медкомиссии – окулиста, – схрумкав чуть не кило добытого с превеликим трудом сахара. Сибирские охотники издавна считают, что сахар на несколько часов обостряет зрение.

– Может, и так, но не мне, – сказал Иван Александрович. – Да и очень уж вредный председатель комиссии оказался. Кстати, он все еще в Каменске проживает. А вы, Николай, по каким надобностям в нашу провинцию?

– В командировку, – объяснил Карат, не вдаваясь в подробности. – Неудачно скатался. Сегодня же обратно в Екатеринбург.

– Очень сочувствую, – встрепенулся библиотекарь-бессребреник. – А я ничем не могу быть полезен? У меня, знаете ли, много друзей.

– Нет! – Карат не сдержал кривой улыбки. – В данном конкретном случае вы помочь не сможете. Верняк.

Во входную дверь громко постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел высокий человек с чеховской бородкой, в домашней синей пижаме и шлепанцах. В руках он держал потертый чемоданчик-баул. Нереально выглядели его черные вороные волосы, так как по возрасту он был явно старше хозяина дома.

Иван Александрович оживился:

– Позвольте представить вам, Николай, моего личного придворного лекаря Азгара Махметовича Аскерова. Между прочим, это и есть тот председатель комиссии, про которого я рассказывал.

– Нет, уважаемый! Я не твой лекарь, а участковый. По долгу службы вынужденный пользовать вот таких несносных пациентов.

Карату показалось, что гость хотел приподнять отсутствующую шляпу, но вовремя опомнился и, смутившись, поспешил дать объяснение своему домашнему виду.

– Я, извиняюсь, почти неглиже... Дело в том, что мы соседи огородами с моим другом Иваном Александровичем, и я позволил себе эту вольность, не зная, что у него гость. Сейчас схожу и переоденусь.

– Не придавайте таким пустякам значения, – сказал Карат, сам удивившись своей неожиданной манере изъясняться. – Мое правило – не приносить лишних хлопот.

– Хорошее правило...

– Николай, – подсказал Карат.

– Правило замечательное, Николай! Не мешало бы некоторым из присутствующих у вас поучиться, – врач внимательно посмотрел на Ивана Александровича. – Вид у тебя неважнецкий. Опять на чердак лазил? Покой...

– ...Нам только снится, – прервал пациент, шуткой пытаясь скрыть свое смущение.

– Давай, давай, иронизируй, – решительно взяв руку хозяина дома, чтобы прослушать пульс, строго сказал Азгар Махметович. – И в реанимации юморить будешь?!

– Я себя чудесно чувствую, – защищался Иван Александрович. – Вот чай с молодым человеком...

– Чай?!

– Не с заваркой. Нет. Протертая земляника с сахаром.

– Да? – участковый врач подозрительно глянул на стол и тут же улыбнулся. – Ну да. Ты ведь, помнится, большой любитель сахара был... Ладно. С вареньем можно. Я тоже не прочь присоединиться. Только потом все-таки обязательно сделаю укольчик. А то через неделю не семидесятилетие твое справлять будем, а, прости Господи, панихиду.