ещё и филателистов и ученых! — Терюська спрыгнула и направилась в ванную. — Слухай, открой

мне воду, я погляжу, как она утекает в глубокие непролазные подвалы. Нравится мне енто дело

— воду провожать.

Это таки был самый подвальный из всех подвалов подвал. Андеграунд во всей красе. Милый

сердцу любого диггера дом. Землянка дружбы алкашей и наркоманов в густом городском лесу.

Если б археологи были умнее, они, конечно, искали бы следы прошлых цивилизаций по подвалам.

Именно там зарывают свои сокровища и послания далёким потомкам все достойные своего

поколения люди, будучи ещё в подростковом возрасте. Сколько предупреждений и мудрых

наставлений, сколько искренних слов, завёрнутых в конфетные фантики и захороненных в песке

под цветными стёклышками лежит там, среди теплоцентралей. А между тем, ни в раз не

поумневшие историки, в напрасной надежде поправляя съезжающие на нос очки, роются в

черепках горшков, в остатках кастрюль, среди древних ложек и вилок, пытаясь разгадать

психологию наших предков. А что можно раскопать на кухне среди горшков и кастрюль? Какую

психологию? Какие мечты? Разве что кошачью мечту о банке рыбных консервов.

— Что видим? — тихо спросил Дример.

27

7

— Песок, — ответил Слипер.

— Трубы, — испуганно отозвался Загрибука.

— Мусоррр, — оптимистично отметился Башкирский Кот.

Шкындырович добыл из кармана пиджмака приборчик, который мусолил в руках, то доставая

его, то убаюкивая обратно в хлопчатобумажные глубины. Взглянув на экранчик, Дух спокойно и

деловито доложил:

— Он здесь. — И улыбающийся Кого аргументировано приложился к своей шляпе.

— Кто? — подскочил Загрибука.

— Трынтразябр! — гугукнул на него сзади Башкирский Кот. — Вы, уважаемый, присутствуете

на научном экспириенсе! Так шо без эпилептических подёррргиваний! Соберитесь.

— Гут, — коротко буркнул Загрибука и принял мужественный вид. В шапке с помпоном это

было трудновато, прямо скажем.

— Хвост искомого находится супротив нас! — важно отрапортовал Шкындырбыр

Шкындырбаевич. — Виляет беспардонно, если можно так выразиться.

— Хвост или есть, или его нет! — отрубил, как отрезал, Башкирский Кот, крутанув хвостом для

убедительности. — Давайте же его поймаем!

— Мора, помнишь, как мы это делали у тебя на фазенде? — Шкындырович обернулся на Мору.

— Помню.

— Тады давай! — Дух протянул ладонь с приборчиком, сам защемил себе второй рукой нос и

надул щёки.

— Это зачем он? — изумился Дример.

— Давление! — кивнул Мора, мол, всё в порядке. — Долго объяснять. Смотрите.

Он нажал какую-то пимпочку сбоку. Крышечка прибора откинулась. Оттуда вылезла на тонкой

ножке какая-то усястая масипусечка и тихонько пискнула. А потом писк стремительно стал

нарастать и становиться всё громче.

— Ой, мамочки, а может, не надо? — попятился Загрибука, но было поздно. Писк дошёл до

крайней верхней точки и как будто растёкся вдруг по всему помещению, теряя силу. И в тот же

миг подвал двинулся. Именно двинулся. Его стенки стали удаляться и расширяться в стороны.

— Сдуй мои пилюльки! — офонарел Слипер.

Подвал натурально улепётывал во все стороны.

— Ишь его таращит! — зашипел кот. — Распёрло-то не по-детски!

А подвал всё ширился и ширился куда-то вдаль, и исчезал из виду в непроглядной гулкой дали.

— Ёктить! — обрёл дар речи Дример. — Дык теперь туда разве что на самолёте Моры лететь.

Куда его унесло-то?

Теперь за сплетениями труб теплоцентрали маячила тёмная тоннельная синь, уходящая, судя

по низкому бабахающему эху, очень и очень далеко. К тому же она, даже по наблюдению

невооружённого усё-вижу-скопом глаза, была крайне нестабильна краями и натужненько мерцала,

словно телевизор на кухне тёти Нюры в Кронштадте.

27

8

— Чё делать будем, начальник? — воззрился на Шкындыровича Башкирский Кот. —

Чипотанить в светокруговое пешкодррралово али тута замеры проводить?

— Пойдёмте, — выговорил Шкындырович, явно тоже не очень готовый к такой метаморфозе.