всего начало? И у всякого и каждого в отдельности? Что по этому поводу думает та же

Терюся?

Я посмотрел на Терюську, выглядывающую из-под стола, и понял, что очевидного начала у неё

тоже нет. И от этого мне совсем стало дурно.

Оглядел её внимательно. Хвост был, пятна были, причём и чёрные, и белые. Был даже мокрый

белый нос, который становился розовым, когда Терюська сильно волновалась. Но начала не было.

— Так, понятно, — подытожил я и взялся за… А за что мне было браться? Да просто опять

застучал по клавишам.

Сидели, значит, братья дома. Точнее, один сидел, а второй подушки свои ушами утюжил. Спал,

стало быть, вторым номером и в астрале по орбите кружил. На дворе был Синий День в аккурат.

Дример, сидя в Синей rомнате, читал, ковыряя дырочки в и без того замызганной серенькой

футболочке. И не книгу какую читал, а письмо важное. Найдено было вчера на крылечке

Загрибукой, но вовремя оттяпано у него в честном коротком бою местным пришлым псом

Грызликом. Загрибука было решил, что пришло ему из Ассамблеи Заученных По Самое Вааще

признание его неоспоримой гениальности. Надеялся, что в послании диплом какой, али и вовсе

благодарственное письмо за вклад в мировую Лесную науку. Да только супротив Грызлика разве

научными методами попрёшь? Тот никаких доводов не признаёт, а вместо теорий да мыслей

копошащихся у него круглогодичный праздник стоматолога в виде крепких тяпалок в пасти.

Подбежал да письмо зубами клацнул, и был таков. Принёс на порог, где его отблагодарили

косточкой и досточкой (Грызликам всех планет особо без разницы, что грызть) за своевременную

доставку почты. Загрибука ручки свои загребущие сложил за спину манерно да демонстративно

потопал в лес. Обиделся. Насупился. Отборщился. Хвостиком крутанул.

Дример сел на табуреточку, на синюю-пресинюю, и вскрыл конверт.

— Э, братец, вставай! Тут спослание обнаружилось. Депеша, понимаешь.

В ответ раздалось невнятное ворчание.

9

— Так и голову отхрапеть можно! — Дример повысил голос на несколько тонов. Потом

попробовал дискантом и басом: — Башку, говорю, мооожноооо отхрапеть! Отхрапеть башку

возмоооожно! Есть, блин, такая дюжая возмо-о-о-о-о-ожность напрочь схрапеть котелок!

Отсвистеть чайник есть вероятность! В ружьё!

— Уймитесь, куранты! Иду, блин, иду… — Послышалось, как скрипнул пол под

опустившимися на него ногами. — Чего расшумелся спозаранку? — Слипер, закутанный в рябой,

неопределённый по цвету плед, открыл дверь и вошёл в Синюю комнату.

— Эники опять сцепились с Бениками! — Дример ткнул пальцем в листок бумаги, словно

пытался проткнуть его насквозь. — Что за народ баламутный? Ни тебе мудрости житейской, ни

терплюхи! Из-за жрачки по-колхозному разборы чинят! Культурный слой в быту из-эбсент-тудэй

напрочь! Сорри за мои выражения.

— Говорил я тебе давеча на сей счёт. Неудачная это затея с Эниками, Бениками и их

варениками. Да и варенье у них из скоморошки, из ягод тех, что с Болот Свинских. Только живот с

них хрюкает потом, да ржачка пробирает щекотливая!

— Это почему ж идея неудачная?

— Да потому, что енто есть ситуация «два задница — один стул». — Мёрзнущий Слипер

закутался по шею в пледик. — Так они и будут из-за этих вареников ералашить, покуда Лес стоит.

Вся вселенная двумя задницами мутузится из-за одного такого стула! Енто ж политика

мирозданческой движухи, братец!

— И шо? — нахмурился Дример, почёсывая неопределённую стрижку невнятного цвета волос.

— Шо теперь? Мозг ломать? Лучше им наломать по пятое число! Или по третье. Как скажешь. По

мне, так ломать — не строить. Ровняйсь там, блин. Смирно. Вольно. Безвольно. Хотя всё это

диктатурой попахивает, прям скажем. Дык шо тут ломать-то комедию со стульями?

— Шо-шо, — передразнил брата Слипер, ёрзая пятками по полу. — Надобно определить кого-

нить из них как самостоятельную этническую культуру с собственными предпочтениями в еде и