различных фишечках. Тады и делить будет нечего. Одним — их вареники, другим — пельмешки

без спешки. И всё, приехали! Абсолют, дзогчен, хатха-в-хатке медитация и полный покой, только

и успевай за добавкой подбегать!

— А кому что?

— Наповал валишь, аднака! — Слипер потянулся в угол и добыл оттуда бутылку с вязкой

оранжевой жидкостью. — Откель мне знать? Я ж юриста не заканчивал.

— Да, не приканчивал… — задумчиво согласился Дример.

— Ну и вот! Стало быть, будем кидать Жребия! — Слипер хихикнул и опрокинул в рот

бутылку, залпом выпив половину. Икнул, свесил на глаза светлые волосы и задумался над

содержимым своего пищевода.

— Не приканчивал... — всё повторял Дример отрешённо и, слазив в карман, вытащил мелкую

труху и ловко свернул её жухлым листиком в самокрутку. Чиркнул пальцем о палец. Прикурил.

Пыхнул дымком. И добавил баском: — Не приканчивал, стало быть…

10

— Дело плёвое! — заявил Слипер, всё ещё косящийся на подозрительную бутылку.

— Жребию это не понравится! — прищурился Дример.

— А кому ж понравится, когда тебя подбрасывают по десять раз кряду! Но, увы, ничего не

попишешь в прокуратуру, карма у него такая.

— Мда, коли место своё в миру занял да Ы-Цзыном, понимаешь, принялся промышлять, то и

флажок у тебя в руках, и все грузди в кузовах у дальнобойщиков.

— Родился стих! — подала голос из угла, что в потолке, проснувшаяся Тютелька и, коротко

харкнув, плюнула по-японски:

Кругом флажки!

Сижу во флажках!

Ем флажок!

Дример щёлкнул в её сторону со стола хлебной крошкой, и та, естественно, попала в Тютельку.

В них же всё всегда удачно попадает. А эта крошка, стало быть, шмыгнула к окну, вывалилась

наружу через форточку и тут же попала в другую Тютельку, которая паслась под окном на

солнечной лужайке.

— И чего он, Жребий-то, на ребро всё падает?

— А надо меньше своих хотений подмешивать в траекторию! — Слипер подбоченился. — А то

вместо Ы-Цзын у нас какая-то хрень с напёрстками получается. Там Книга Ошарашивающих

Неожиданностей, а у нас что? Что, я вас спрашиваю? А у нас воздухоплавательный кармический

компас, да и тот траву жрёт всякую без разбора и пукает потом ночами в Лесу, пугает всех

предсказаниями своими бездоказательными.

— Дык если на ребро он таки падает, то… — Дример ухмыльнулся, задумался и заковырял в

дырочках на своей серой майке.

— О’кей, поймал, поймал! И я больше не буду! — сконфузился Слипер. — Всё тебе по

правилам надо, всё по-честняку, да в военкомат первому с повесткой…

Жребий тем временем пасся вместе с Кусачепони на лесной опушке и помышлять не мог о

вынашиваемых братьями планах относительно его бессовестного кидания. Он, правда, уже давно

к киданиям этим привык. Ну кто ж виноват, что у него, у Жребия, такая неподходящая форма для

этого занятия?

И всё ж его грела гордость, что не всяк в жизни становится компасом, да ещё и кармическим

напрочь. Определять судьбы — это вам не галопом в калошах!

Он бы и рад был то копытами кверху свалиться, то носом в землю упасть, но каждый раз

удивлённо замирал, лёжа на боку и упёршись рёбрами в опавшие листья. И наступал тот самый

Противный Случай, о котором говорили братья перед очередным броском.

— Либо так, либо не ручаюсь! — горячился Слипер обычно.

11

— Если то — иначе всё, олух! В противном случае… — отвечал Дример и метал в небо

Жребия.

Тот, тоскливо заржав, устремлялся к верхушкам деревьев и оттуда планировал, как мог, своими

копытными ногами по ветвям вниз.

Бац!

— Противный Случай! — Жребий виновато косился на стоящих братьев, приминая рёбрами

землю, и без того неплохо лежащую повсюду.

— А он злой? — испуганно мявкнула Терюська.

— Кто? — Я чуть не упал со стула. Увлёкся, понимаете ли, писательским делом…

— Ну как кто?! Противный Случай, конечно. Обычно ведь кто Противный, тот и злой! —

авторитетно заявила Терюська, расфуфырив усы. А усы у неё странные-престранные. Закручены