Однажды Гедеон Спилет спросил:

–  Не думаете ли вы, любезный Сайрес, что неизменному промышленному и техническому прогрессу, о котором вы говорите, рано или поздно придет конец?

–  Придет конец! Чем же, по-вашему, он будет вызван?

–  Отсутствием каменного угля, который поистине является ценнейшим из полезных ископаемых!

–  Согласен, уголь - ценнейшее из полезных ископаемых, - ответил инженер, - и природа как будто решила доказать это, создав алмаз, ибо он в сущности не что иное, как кристаллический углерод.

–  Не хотите ли вы сказать, мистер Сайрес, - вставил Пенкроф, - что алмаз будут сжигать вместо угля в топках паровых котлов?

–  Что вы, друг мой!
– засмеялся Сайрес Смит.

–  Однако я утверждаю, и вы не будете этого отрицать, - продолжал Гедеон Спилет, - что настанет день, когда все залежи каменного угля истощатся.

–  Ну, залежи каменного угля еще так велики, что их не исчерпать и сотне тысяч рабочих, извлекающих из недр земли ежегодно сто миллионов квинталов угля.

–  Но потребление угля возрастает, - возразил Гедеон Спилет, - и можно предвидеть, что вскоре углекопов будет не сто тысяч, а двести тысяч и что добыча угля удвоится.

–  Без сомнения. Но когда европейские угольные копи истощатся, хотя при помощи новых машин разрабатываются и очень глубокие пласты, промышленность еще долго будут питать залежи угля в Америке и Австралии.

–  Сколько же времени?
– опросил журналист.

–  По крайней мере двести пятьдесят - триста лет.

–  Для нас это утешительно, зато бедным нашим правнукам не поздоровится, - вставил Пенкроф.

–  Они изобретут еще что-нибудь, - заметил Герберт.

–  Нужно надеяться, - ответил Гедеон Спилет, - ведь если не будет угля, не будет и машин, а без машин не будет железных дорог, пароходов, фабрик, - словом, всего, что порождено современным техническим прогрессом.

–  Но что же еще изобретут?
– спросил Пенкроф.
– Вы представляете себе это, мистер Сайрес?

–  Более или менее представляю, друг мой.

–  Какое топливо заменит уголь?

–  Вода, - ответил инженер.

–  Вода?
– переспросил Пенкроф.
– Вода будет гореть в топках пароходов, локомотивов, вода будет нагревать воду?

–  Да, но вода, разложенная на составные части, - пояснил Сайрес Смит.
– Без сомнения, это будет делаться при помощи электричества, которое в руках человека станет могучей силой, ибо все великие открытия - таков непостижимый закон - следуют друг за другом и как бы дополняют друг друга. Да, я уверен, что наступит день, и вода заменит топливо; водород и кислород, из которых она состоит, будут применяться и раздельно; они окажутся неисчерпаемым и таким мощным источником тепла и света, что углю до них далеко! Наступит день, друзья мои, и в трюмы пароходов, в тендеры паровозов станут грузить не уголь, а баллоны с двумя этими сжатыми газами, и они будут сгорать с огромнейшей тепловой отдачей. Следовательно, бояться нечего. Пока землю населяют люди, она их не лишит своих благ, ни света, ни тепла, она отдаст в их распоряжение растения, минералы и животных. Словом, я уверен, когда каменноугольные залежи иссякнут, человек превратит в топливо воду, люди будут обогреваться водой. Вода - это уголь грядущих веков.

–  Хотелось бы мне поглядеть на все это, - заметил моряк.

–  Рано ты появился на свет, Пенкроф, - вставил Наб, до тех пор не проронивший ни слова.

Но на этом замечании Наба беседа оборвалась, - залаял Топ, и лаял он опять как-то странно, что уже не раз заставляло инженера призадуматься. Топ, как бывало и прежде, с лаем вертелся вокруг колодца в конце внутреннего коридора.

–  И что это Топ опять так лает?
– воскликнул Пенкроф.

–  Да и Юп разворчался, - добавил Герберт.

Орангутанг в самом деле вторил собаке; он явно был чем-то возбужден, - странное дело, казалось, будто оба встревожены, но не рассержены.

–  Очевидно, - сказал Гедеон Спилет, - колодец соединен с океаном, и какое-нибудь морское животное время от времени заплывает туда, чтобы подышать.

–  Должно быть, ведь другого объяснения не придумаешь, - отозвался моряк.
– А ну, замолчи, Топ, - добавил он, повернувшись к собаке, - Юп, ступай к себе.

Обезьяна и собака притихли. Юп отправился спать, а Топ остался в зале и весь вечер глухо рычал.

Больше об этом не говорили, но вид у инженера был озабоченный.

Весь конец июля то лил дождь, то шел снег. Температура не опускалась так низко, как прошлой зимой, морозы не превышали восьми градусов по Фаренгейту (13°33' ниже нуля по Цельсию). Но хотя зима и выдалась не очень холодная, зато свирепствовали бури, дули ветры. Бушующие волны не раз с неистовой силой подступали к Трущобам. Казалось, будто внезапный прибой, вызванный подводными толчками, вздымал чудовищные валы и обрушивал их на стены Гранитного дворца.

Колонисты любовались величественным зрелищем, глядя из окон дома, как волны высотою с гору идут приступом на берег, как они отступают, вскидывая фонтаны брызг, как в бессильной ярости бушует океан, как грозные валы в ослепительно белой пене заливают песчаный берег. Казалось, что гранитный кряж выступает из морской пучины, в брызгах паны, взлетавшей на сто футов ввысь.

Трудно и опасно было ходить по дорогам: когда бушевала буря - ветер подчас валил деревья. И все же колонисты непременно раз в неделю отправлялись в кораль. К счастью, коралю, защищенному юго-восточными отрогами горы Франклина, бешеные ураганы не принесли особого ущерба, они словно щадили деревья, постройки и частокол. Зато птичник, расположенный на плато Кругозора и, следовательно, открытый восточным ветрам, изрядно пострадал. Дважды сбросило голубятню, повалило ограду. Все это надо было перестроить, и попрочнее, ибо теперь стало ясно, что остров Линкольна расположен в самой бурной части Тихого океана. Казалось, он является центром притяжения могучих циклонов, которые нередко стегали его, как хлыст стегает по волчку. Только в данном случае волчок был неподвижен, а хлыст вертелся.