Из какого же дерева построить судно? Из вяза или сосны, в таком изобилии растущих на острове? Остановились на сосне, - правда, дерево это, по выражению плотников, очень уж «колкое», зато обрабатывать его нетрудно и сосна не боится воды.

Продумав все до мелочей, поселенцы решили, что постройкой судна займутся только Сайрес Смит и Пенкроф, ибо до весны оставалось еще целых полгода. Гедеон Спилет и Герберт будут попрежнему охотиться, а Наб и его помощник, дядюшка Юп, - выполнять свои обязанности по хозяйству.

Итак, остановились на сосне и тотчас же срубили несколько деревьев, обтесали бревна и, как заправские пильщики, распилили их на доски. А неделю спустя в естественном углублении между Трущобами и гранитным кряжем, там, где находилась верфь, уже лежал тридцатипятифутовый брус - киль судна с ахтерштевнем позади и форштевнем впереди.

Сайрес Смит приступил к работе со знанием дела. Он разбирался в кораблестроении, как и во многом другом, и прежде всего сделал чертеж судна. Правда, у него был отличный помощник - Пенкроф, несколько лет проработавший на Бруклинских верфях и понимавший толк в судостроении. После тщательных расчетов и долгих размышлений они решили сделать добавочные шпангоуты.

Пенкроф, само собой разумеется, с воодушевлением принялся за постройку судна и готов был работать без передышки.

Но ради одного дела он как-то, правда лишь на день, ушел со стапеля. Было это 15 апреля, когда он во второй раз снял урожай пшеницы. Урожай был отличный, как и в первый раз, - сколько предполагалось, столько и собрали зерна.

–  Пять буассо, мистер Сайрес!
– крикнул Пенкроф, тщательно взвесив свое богатство.

–  Пять буассо, - повторил инженер.
– А в буассо - сто тридцать тысяч зерен; значит, всего у нас шестьсот пятьдесят тысяч зерен.

–  Уж теперь мы все зерно посеем, только самую малость оставим про запас, - заметил моряк.

–  Согласен, Пенкроф. И если урожай будет таким же, то мы соберем четыре тысячи буассо.

–  И будем с хлебом?

–  Будем с хлебом.

–  Придется построить мельницу!

–  И мельницу построим.

Поэтому в третий раз под хлебное поле отвели участок куда обширнее, чем прежде, и, самым тщательным образом обработав землю, посеяли пшеницу. Покончив с этим делом, Пенкроф снова принялся за постройку судна.

А Гедеон Спилет и Герберт все это время охотились в окрестностях или углублялись в неведомые дебри лесов Дальнего Запада, держа наготове ружья, заряженные пулями. Не раз они попадали в непроходимые заросли, где деревья стояли ствол к стволу, словно им не хватало места. Исследовать лесные чащи оказалось делом чрезвычайно трудным, и журналист всегда брал с собой компас, потому что солнечные лучи, с трудом пробивались сквозь густые ветви и легко было заблудиться. Дичи, разумеется, здесь попадалось меньше, так как зверям и птицам не было простора. И все же наши охотники во второй половине апреля подстрелили трех крупных травоядных. То были сумчатые медведя (поселенцы уже как-то видели сумчатых медведей на северном берегу озера); животные попытались спрятаться от охотников за густыми ветвями, но были убиты меткими выстрелами. Охотники принесли шкуры в Гранитный дворец, обработали серной кислотой, выдубили, и они стали пригодны для употребления.

Однажды во время охоты была сделана драгоценнейшая находка, правда совсем в ином духе; честь открытия принадлежала Гедеону Спилету.

Дело было 30 апреля. Охотники зашли в юго-западную часть леса Дальнего Запада, причем журналист, опередив Герберта шагов на пятьдесят, очутился на полянке - деревья там словно расступились и дали дорогу солнечным лучам.

Гедеона Спилета поразил чудесный аромат: благоухало какое-то растение с гроздьями цветов, с прямыми, стройными стеблями и коробочками крохотных семян. Журналист сорвал два-три стебля и вернулся к юноше, говоря:

–  Посмотри-ка, Герберт, что это такое?

–  А где вы сорвали цветы, мистер Спилет?

–  Вон там, на поляне, их там полно.

–  Как вам будет благодарен Пенкроф за эту находку, мистер Спилет!

–  Неужели это табак?

–  Да, правда, не первосортный, но все же табак.

–  До чего обрадуется Пенкроф! Но не выкурит же он все, черт возьми! Нам оставит!

–  Знаете что, мистер Спилет, не будем пока говорить Пенкрофу о находке, - предложил Герберт.
– Приготовим табак и в один прекрасный день преподнесем ему набитую трубку.

–  Отлично придумано, Герберт, и тогда нашему другу Пенкрофу больше нечего будет желать в этом мире.

Журналист и Герберт набрали изрядную охапку драгоценных листьев и пронесли их в Гранитный дворец «контрабандой» - с такими предосторожностями, как будто Пенкроф был таможенным надсмотрщиком. Они посвятили в тайну Сайреса и Наба, а моряк ничего не подозревал в продолжение всего того долгого времени, пока тонкие листья сушились, пока их рубили и держали на горячих камнях. На это ушло два месяца, все удалось проделать так, что Пенкроф ничего и не приметил: он был поглощен своим ботом и только поздно вечером возвращался домой.