— Вы восхитительны, мадам. Вам всегда все к лицу.

— Ах, мой Генрих, только не надо быть галантным. Будь собой, и ты будешь лучше всех. Сейчас юнга Кристофер подаст нам завтрак, а покончив с ним, мы сможем поговорить о делах.

— Скажи мне, Элина, почему ты не пришла на площадь сама?

— Ну, это долгая история. Я не хочу рассказывать ее натощак.

Вскоре подали завтрак, который показался герцогу простым, но здоровым. Ему нравилось на английском корабле.

— Ах, Киприда, мне хочется остаться в этой каюте навеки.

— Такой человек, как вы, не сможет заточить себя в четырех стенах надолго, даже если это стены венецианского палаццо.

— Вы правы, мне уже надоела эта республика торгашей и соглядатаев.

— Прибавьте к этому любителей доносов, и вы поймете, что заставило меня остаться на борту шхуны.

— За мной действительно плыла какая-то гондола. Вполне возможно, что это были люди, посланные Советом, но я сбил их со следа. И потом, в этом нет ничего личного, здесь все шпионят друг за другом.

— По моим следам идет охотник посерьезнее ваших патрициев, Генрих.

— О ком вы говорите, Элина?

— Об ордене Иисуса.

— Иезуиты?!

— Да, герцог. Но я, кажется, сбежала от них. Во всяком случае, на британце нет их агентов, за это я могу поручиться.

— Расскажите же мне вашу историю.

— Сначала я передам вам письмо Шевретты.

— Да, правда.

— Вот это мило, нечего сказать — родственные чувства.

— Не стоит сердиться на меня за то, что, получив записку от вас, я позабыл обо всем на свете.

Гречанка подала герцогу письмо герцогини де Шеврез. Де Роган вскрыл его и пробежал строчки глазами.

— Она пишет, что ждет ареста со дня на день. Неужели во Франции больше нет ни короля, ни королевы?

— Они есть, и это еще опаснее для таких, как герцогиня. Дружба одних сильных мира сего навлекает гнев других.

Герцог задумчиво посмотрел на гречанку.

— Время бежит, — с печалью в голосе произнес он. — Вот и я в изгнании. Только вы, богиня, все хорошеете.

— Не надо об этом, — неожиданно резко ответила гречанка и зябко передернула плечами.

— Но отчего!? Женщина не может не быть счастливой, если она выглядит так, как вы. Давайте же говорить о вас, мне интереснее всего этот предмет.

— Ну хорошо, — смеясь, сказала гречанка. — Давайте немного поболтаем обо мне, хотя вы совсем забыли о милой и очаровательной Шевретте.

— Ах да! Вот это письмо, Элина; я никогда бы не стал злоупотреблять вашей любезностью, но вы написали, что вернетесь во Францию и сможете передать письмо к ней… поэтому я набросал несколько строк…

— Если соблюдать точность — я не вернусь во Францию.

— Но в таком случае не стоит и говорить об этом письме.

— Напротив. Давайте его сюда. Нет, подождите. Вы внимательно прочли письмо Шевретты?

— Не очень. Мне трудно отвлекаться на что-либо еще, когда вы рядом.

Гречанка чуть улыбнулась, но глаза ее остались строгими. В них застыла какая-то отстраненность.

— Довольно безумств, Генрих. Шевретта предостерегает вас от некоего Рудольфи.

Роган вернулся к письму герцогини де Шеврез.

— Ах да! Бедняжке мерещатся всякие ужасы. Неудивительно, если ее положение так плачевно, как она описывает.

— Нет, Генрих. Вы прекрасно знаете свою родственницу: у нее мужской ум и храбрости достанет на двоих.

— Так что же?

— То, что вам следует принять меры. Его словесный портрет должен быть в письме…

— Да… темноглазый, невысокого роста, черные… Короче говоря типичный итальянец.

— Остерегайтесь этого человека. Он ведет какую-то дьявольскую игру и собирается приехать в Венецию с письмом, адресованным вам.

— По чьему поручению?

— Ваша светлость! Все написано в письме. Перечтите его еще раз.

— Шевретта выбрала неудачного почтальона, он лишает меня стройности в мыслях, — пожаловался герцог.

Он еще раз, теперь уже более внимательно, прочитал послание герцогини.

— Хорошо, — сказал де Роган. — Я буду настороже.

— Отлично, герцог, — сказала гречанка. — Предупрежден — значит, вооружен.

Роган вглядывался в точеные черты женщины, сидевшей напротив него.

— Элина, неужели вы только ради того, чтобы предупредить об опасности, грозящей мне со стороны некоего Рудольфи, предприняли это путешествие в Венецию? Мне, которому грозили пули и шпаги по меньшей мере сотню раз, а среди злоумышлявших на мою жизнь наверняка нашлась дюжина подобных Рудольфи.