Однако д'Артаньяна было не так-то просто склонить к тому, чтобы делать что-то такое, чего он делать не хотел.

— А мы ведь находимся где-то неподалеку от городской тюрьмы, не так ли, мэтр Буало? — спросил он.

— Да, — неохотно отвечал старик. — Как раз поэтому я и стараюсь увести вас подальше отсюда.

— Я пришел к выводу, что именно этого мне делать не следует.

— Как так? Не понимаю вас, сударь!

— Дело в том, что в этой тюрьме, в камере приговоренных к смертной казни, сейчас находится одна девушка, которую я, кажется, полюбил.

— О Боже праведный, что вы такое говорите?!

— Только то, что вы слышали, мэтр Буало. И я намереваюсь вытащить ее оттуда.

Видя, что старик пошатнулся, мушкетер бережно подхватил его и поддерживал до тех пор, пока достойный кантор не пришел в чувство.

— Как же это возможно?! Уже и женщин стали вешать в этом несчастном городе — какое ужасное известие! Вас же повесят вместе с нею! — лепетал бедняга, тщетно стараясь прийти в себя.

— Мэтр Буало, вы оказали мне неоценимую услугу. Но сейчас я должен покинуть вас. Если хотите, я отведу вас обратно в церковь.

Однако мэтр Буало не чувствовал себя в силах продолжать путь по ночным улицам. Поэтому д'Артаньян отвел старика к указанному им дому, который оказался не слишком далеко, постучал в двери и препоручил кантора заботам отворившей им сморщенной старухи. Затем он выяснил, как добраться до городской тюрьмы, и спросил, не найдется ли в доме шляпы с широкими полями, чтобы прикрыть лицо. Шляпы у старухи не оказалось, и мушкетер отправился в указанном направлении налегке.

Несмотря на то что он оказался совершенно один, без оружия во враждебном городе, и у него вот уже больше суток не было во рту ни крошки, мушкетер чувствовал себя прекрасно. У него созрел простой и дерзкий план освобождения Камиллы де Бриссар. Романтическое приключение продолжалось.

Как известно, у пьяных и у влюбленных есть свой ангел-хранитель. Поэтому д'Артаньяну посчастливилось не встретить на пути ни ночного дозора, ни группы озлобленных и голодных городских отщепенцев — публики отчаянной и в своем отчаянии способной на все. А в том, что наш герой уже чувствовал себя влюбленным, сомневаться не приходилось. С нашей точки зрения, именно этим можно объяснить поведение мушкетера, намеревавшегося, едва выйдя из тюрьмы, вернуться обратно.

Шум и крики, доносившиеся из глубины городских улиц, только усилили желание капитана Ван Вейде и всего немногочисленного экипажа «Морской звезды» ускорить отплытие.

— Не пора ли поднимать паруса, Якоб? — тихо спросил г-н Эвелин, в очередной раз подходя к капитану, стоявшему у борта.

— Вот уже битый час я думаю о том же, — отвечал морской волк в тон своему помощнику.

— А… тем лучше. «Они соединили свои помыслы и устремления воедино», — как говорится в пасторали господина де Ровере, не помню уж точно, в которой, — повеселев, откликнулся тот. — Тогда я пойду поговорю кое с кем о том, как нам получше примирить свои «помыслы и устремления» с чувствами солдат Ла-Рошели в том случае, если они противоречат друг другу, — сказал г-н Эвелин и ушел с палубы.

Видимо, упомянутые «помыслы и устремления» ларошельских воинов не слишком расходились с намерениями моряков. Часть солдат, измотанных осадой и недоеданием, попросту спала крепким сном, хотя бы оттого, что ночью человеку свойственно спать, а было уже далеко за полночь. Часовые же оказали вялое сопротивление, но были быстро обезоружены и связаны дюжими матросами.

Всякий непредвзятый наблюдатель заметил бы, что часовые боролись не столько с экипажем «Морской звезды», сколько с чувством долга. Последнее было вынуждено отступить перед естественным стремлением оказаться там, где едят досыта.

Таким образом, «Морская звезда» покинула негостеприимную гавань Ла-Рошели и устремилась в темные воды Бискайского залива. На мачте и на корме были вывешены опознавательные знаки, освещенные скудным светом фонарей. Они послужили бы пропуском при встрече с военными кораблями, охранявшими гавань.

А бравый капитан Ван Вейде обратился к стоявшему рядом г-ну Эвелину со следующими словами:

— Наконец-то мы, кажется, разом отделались от всех этих кардиналов, ларошельцев, католиков и гугенотов. Мы снова свободные люди, Александр, друг мой!

«Морская звезда» уходила все дальше от берегов, а в лабиринте ночных ларошельских улиц разыгрывались драматические события, участниками которых были люди, хорошо знакомые нашему благосклонному читателю, равно как и появившиеся на страницах нашего повествования лишь недавно.

Те из них, кто повстречался на пути мэтру Франсуа Буало и д'Артаньяну, принадлежали к числу наиболее отчаянных городских бродяг. Доведенные до последнего предела лишениями и жестокой политикой коменданта, поддерживавшего силы стражников и гвардейцев за счет всех остальных, включая стариков, женщин и детей, они готовы были на вооруженное восстание.