Шрифт:
Уинни рассмеялась, и он почувствовал, что она немного расслабилась.
– Ты будешь говорить все что угодно, чтобы добиться своего, – сказала она, вздыхая.
– Упорство – одно из моих лучших качеств. – Он запустил руку под ее блузку. Кожа Уинни была мягкой и теплой. Простонав, он коснулся лбом ее лба. – Ты даже не представляешь, что со мной делаешь.
– У тебя сильное либидо, – строго произнесла она. – А я просто оказалась рядом.
– Мое желание утолит не каждая женщина, Уинни. И не надо меня злить, говоря такое. Ты понятия не имеешь, до чего ты привлекательна. Я хочу съесть тебя, как мороженое в жаркий летний день. – Он жадно поцеловал ее в губы, стараясь без слов доказать свое желание. Их языки переплелись, и Ларкин застонал.
Уинни принялась расстегивать ремень на его брюках. Но Ларкин поборол искушение заняться с ней любовью второпях. Он хотел доказать ей, что она особенная. Он шагнул назад, чтобы отдышаться.
Уинни вздохнула:
– Я сбита с толку, и мне очень не нравится, как я себя чувствую. Здесь замечательно, но я предпочла бы оказаться дома, в своей постели.
Сдвинув чашечку ее бюстгальтера в сторону, Ларкин погладил большим пальцем ее сосок:
– Ты измучила меня, Уинни.
Она закрыла глаза, ее лицо напряглось от нахлынувшего желания.
– Ларкин… – прошептала она.
– Мы должны идти, – пробормотал он.
– Я знаю, – едва слышно ответила она.
– Сегодня ночью опробуем мою кровать.
Он ждал, когда она начнет возражать и протестовать. Но Уинни просто тоскливо улыбнулась и покачала головой. Ее реакция могла означать что угодно.
В дверь снова постучали. На этот раз это была Анна-Лиза.
– Эй, вы двое! Дядя Виктор говорит, что мы не начнем обедать, пока за стол не сядут все. Я уже готова сожрать салфетку.
Ларкин распахнул дверь, одаривая сестру убийственным взглядом:
– Твое поведение оставляет желать лучшего.
Она ущипнула его за щеку:
– Если не хочешь, чтобы мы совали нос в твои дела, зачем ты сюда приехал?
Уинни улыбнулась, но не стала встревать в спор.
К счастью для Ларкина и Уинни, за обедом было меньше народу. Семьи Гарета и Кирана обедали дома, но должны были приехать на ужин.
На обед подали большие порции чили и домашний кукурузный хлеб. Ариэль, жена Джейкоба, нахально разглядывала Уинни. Наконец ее муж вмешался.
– Она испачкала едой подбородок или ты хочешь написать с нее картину? – спросил он.
Все засмеялись, кроме Ариэль.
– Я не хотела вас обидеть, – сказала она, обаятельно улыбаясь. – Но у вас, Уинни, чрезвычайно изящные черты лица. Камера бы вас полюбила.
Уинни посмотрела на нее настороженно, почти с опаской. Даже Ларкин, который давно знал жену своего двоюродного брата, должен был признать, что Ариэль Дейн совершенна.
– Без ложной скромности скажу, что я обыкновенная, – произнесла Уинни.
Ариэль улыбнулась, по-прежнему пристально глядя на Уинни:
– У вас замечательные глаза и форма подбородка. У вас идеальная кожа. Кто-нибудь говорил вам, что вы похожи на молодую Мерил Стрип?
Вмешался Ларкин:
– Я тоже об этом подумал, когда впервые ее увидел.
Уинни была в ужасе от их похвал.
– Вы так любезны.
Ариэль резко тряхнула головой:
– Вероятно, вы этого не замечаете, когда смотритесь в зеркало. Но у вас очень выразительное лицо, когда вы говорите. И у вас чувственный хрипловатый голос.
Ларкин решил, что должен спасти Уинни до того, как она умрет от смущения.
– Хватит, Ариэль. – Он рассмеялся. – Уинни слишком застенчива для Голливуда.
– Но…
Джейкоб прижал руку ко рту жены:
– Уверен, Уинни оценила твой комплимент. А теперь предлагаю сменить тему.
Вскоре разговор переключился на менее личные темы. Уинни молчала.
Ларкин наклонился и прошептал ей на ухо:
– Если ты закончила, давай отсюда смотаемся и погуляем. На этот раз ты хорошо разглядишь окрестности.
– Я согласна, – быстро ответила она.
Неудивительно, что женщине, которая привыкла к уединению, шумное общество родственников Ларкина казалось утомительным.
Пока Уинни переодевалась, Ларкин проверил электронную почту. В Нэшвилле все шло хорошо. Он правильно сделал, что решил вернуться в офис в понедельник. Работы прибавлялось, и хотя у Ларкина был первоклассный персонал, босс не должен оставлять компанию без надзора надолго. С другой стороны, при мысли о том, что придется оставить Уинни в Волфф-Маунтин, у него заныло в груди.