Шрифт:
Чистенькие улицы. Уютные домики, плотно прижатые друг к другу, как мелки в коробочке. Кирпичные пятиэтажки-новостройки, гордые, как первоклассники на линейке. Пахнет дымом и немного яблоками из палисадников. В общем, мило, но все же скучнова… Я не успела додумать мысль, поскольку мое внимание привлекла уличная сценка.
К окошку одного из домиков-мелков подошел усатый дядька. Постучал – и окошко открылось. Выглянула веселая толстушка в цветастом платье.
– Люсь, – сказал усатый, протягивая толстушке пакет, – я тут тебе качалочку притащил. На!
Я развернулась к Славе:
– Что такое – «качалочка»?
– Колбаса, – ответил тот. – Ну, такая, как матрас, с загнутыми краями.
Я оглянулась на Люсю и усатого. Смешно! Потом остановилась, шлепнула блокнот на стену пятиэтажки и записала слово «качалочка».
– Ты как иностранка, – засмеялся Слава, – как инопланетянка. Записываешь обычные слова.
– Для тебя они обычные, а для меня – нет, – возразила я. – Просто я учусь вашему звенигородскому языку.
– Учиться надо чему-то серьезному, – хмыкнул Слава.
– А ты учишься?
– Ага, заочно. В экстернате.
– Почему не в традиционной школе? – полюбопытствовал Ботаник.
– Времени нет. Мне надо деньги на институт скопить.
– А кем ты хочешь стать? – поинтересовалась Вероника.
– Следователем. Если не получится, в педагогический пойду. На физрука. Еще есть время выбрать, я только восьмой закончил.
– И я, – откликнулась я.
– Я тоже, – сказал Ботаник.
– А у нас, в Америке, другая система, – сказала Вероника. – Но, думаю, мой класс соответствует вашему восьмому. И я тоже учусь экстерном.
– Тоже работаешь? – уточнил Слава.
– Угу. Фотомоделью. Зарабатываю деньги на колледж.
– Вы оба достойны уважения, – восхитился Ботаник. – Мне еще не приходилось сталкиваться с подобного рода… гм…
– Проблемами, – подсказала я. – Мне тоже. А я хочу быть художником-аниматором. Но пока не интересовалась, что для этого нужно окончить.
– Я думал, вы орнитологи, – удивился Слава.
Мне стало жарко.
– Перфективно, орнитологи, – невозмутимо кивнула Вероника.
Видимо, умение скрывать эмоции у нее было профессиональным. Однако на сей раз уверенное вранье топ-модели меня не возмутило.
– Тогда вы пришли по адресу! – сказали у меня над ухом.
Я ойкнула. Никак не привыкну к способу общения местных жителей через окна.
– Николай Иванович! – широко улыбнулся Слава. – Единомышленников вам привел.
Лохматая голова в окне радостно закивала. С ее макушки слетела белая, как пломбир, канарейка, описала над нами круг и снова устроилась на голове хозяина. Николай Иванович протянул птичке листок капусты. «Так вот что означает Никив… – разочарованно подумала я. – Всего лишь сокращение от имени-отчества.
– Студенты-биологи? – с живым интересом спросил дядька у Ботаника.
– Что-то в этом роде, – уклончиво ответил Ботаник.
– Мы интересуемся желтыми канарейками, – напрямую заявила я.
– Только желтыми? – разочарованно спросил Никив, но тут же спохватился: – Впрочем, проходите. Вы откуда?
– Из Москвы они, – ответил Слава.
– И я только что оттуда. Неделю у сестры провел. По выставкам ходил. А в последний день настоящее чудо увидел – парижского кенара. Красота неописуемая! Я сразу его себе заказал. О, хорошо, вы мне напомнили, ему же клетку смастерить надо! А вы поможете, если захотите. Спасибо тебе, Вячик, за единомышленников!
Голова в окне исчезла.
– Надеюсь, ты не взяла с собой Супербяку? – тихо спросила я у Вероники, направляясь к калитке. – А то Никив останется без канареек.
– Нет, оставила его мамми. Заканчивайте быстрее, дарлинги. У меня есть дела поважнее, чем изображать из себя орнитолога.
– Тихо! – прошептала я, указывая глазами на спину Славы, туго обтянутую белой футболкой.
Жилище Никива выглядело необычно. Сам дом был из бревен, слева к нему прилепилась кирпичная пристройка, а справа – веранда с тусклыми стеклами, увитая желтеющим диким виноградом. С крыльца облупилась вишневая краска. Половицы заскрипели под нашими кроссовками. В прихожей пахло сушеными грибами, а в комнате грибной запах менялся на птичий.
Внутри обнаружилось настоящее птичье царство. Белые, темные, дымчато-каштановые, абрикосово-оранжевые канарейки восседали на жердочках клеток. Они клевали зерна, пели, взлетали, купались в собственных перьях. Клетки стояли везде – на шкафу, на столе и у стола, на комоде, среди цветочных горшков.
На стенах красовались огромные фотографии и постеры с изображением птиц. На корешках книг в книжном шкафу можно было разглядеть названия: «Разведение канареек», «Уход за домашними канарейками», «Виды канареек» и много других на разных языках.