Я чувствую себя физически хорошо, но духовно не дурно, но слабо.

Нет духовного подъема, и пишу дурно и о предмете нестоющем: хочу доказать, что Шекспир не только не великий писатель, но страшная фальшь и гадость. Мне совестно, что занимаюсь такими пустяками так близко к смерти, тем более, что, кажется, есть важные вещи, кот[орые] нужно бы сказать.

Мне рассказывали, что ты хочешь продать Пирогово. Я думаю, что это было бы хорошо. Тебе пора отдохнуть. Миша, сын, ищет купить именье. Я ему советовал обратиться к тебе. Я думаю, что это было бы хорошо. И ему эта мысль нравится.3

Ну, прощай. До свидания. Я надеюсь свидеться. Если что не так написал, прости.

Поклон Мар[ье] Мих[айловне] и Верочке.

Л. Т.

1903. 9 окт.

Ответ на письмо С. Н. Толстого от 6 октября 1903 г.

1 Толстой уехал в Пирогово 5 ноября, вернулся в Ясную Поляну 8 ноября.

2 С. Н. Толстой писал: «К тебе все обращаются за утешением, как обращается народ и верующие к старцам. В тебе что-то есть, что дает надежду, что ты поможешь. Я, близкий тебе человек, тоже это чувствую и всегда жду от тебя чего-то утешительного».

3 Проект этот не осуществился.

1903 г. Октября 10. Я. П.

Don’t translate publish my stories. T[chertkoff] alone has the right.

He переводите, не публикуйте мои сказки. Ч[ертков] один имеет право.

Печатается по черновику-автографу, находящемуся в рукописях статьи «О Шекспире и о драме». Телеграмма. Датируется по телеграмме В. Г. Черткову от 10 октября 1903 г. (см. т. 88).

Речь идет о переводе на английский язык трех сказок, отданных для первой публикации в еврейский сборник. См. письма №№ 217 и 219. Телеграмма вызвана тем, что Моод, не сговорившись с Чертковым, собирался печатать сказки в редакции, полученной от Рабиновича, в то время как окончательная редакция находилась у Черткова, которому Толстой посылал некоторые позднейшие прибавления и указания. См. письмо № 280.

1903 г. Октября 10. Я. П.

Дорогой Александр Васильевич,

Миша1 сказал мне, что вы были удивлены тем, что Агеев, за которого вы просили, сослан, и что вы упрекнули меня за то, что не известил вас об этом. Меня ссылка эта после полной надежды на помилование так поразила, что опустились руки, и я занялся только тем, чтобы смягчить для несчастной семьи, сколько возможно, тяжесть наказания.

Теперь же, после слов Миши, у меня вновь возродилась надежда, и я, благодаря вас за прежнее сочувствие и помощь, опять прошу вас помочь.

Удивительно то, что Агеев сослан как-то особенно экстренно по отдельной, требующей немедленного исполнения, бумаге. Простите.

Искренно уважающий и любящий вас

Лев Толстой.

10 окт. 1903.

1 Михаил Львович Толстой, на свояченице которого был женат сын A. В. Олсуфьева.

1903 г. Октября 11. Я. П.

Пожалуйста, простите меня, Владимир Васильевич, за то, что наделал вам хлопот, сначала согласившись, а потом отказавшись от всяких фоно-кинемато-графов. Я согласился, когда жена спросила меня, но потом, когда в ее отсутствии прочел ваше письмо, ужаснулся тому, что сделал. Так, пожалуйста, простите.

Л. Толстой.

Впервые опубликовано в ТС, № 198. Отправлено вместе с письмом к B. В. Стасову С. А. Толстой от 11 октября 1903 г. (опубликовано там же, стр. 325—326). Датируется по письму С. А. Толстой.

1903 г. Октября 13/26. Я. П.

То Edwards H. James.

Toula.

Dear Sir,

I received your letter and your article in the Cooperative and thank you heartily for both, especially for the article which is splendid. It was a great joy to me to know that there are men in America who understand as well as you do the purport of the Douchobor’s work. It would not be otherwise in a country which gave to the world one of its greatest men, William Lloyd Garrison, who is not understood and appreciated at his whole worth and was and is not only an abolitionist of slavery in America, but a great prophet of mankind. I am glad to know that you are the grandson of a friend of this great man.1