— Приветствую вас, ничтожные смертные! Склонитесь перед своим лордом! — дурашливо поздоровался я с тетками, заходя в свой отдел.

 Здорового ответного хихиканья почему-то не раздалось. Кто-то промолчал, кто-то растерянно поздоровался. Большинство же таращились на меня, словно увидели в первый раз. Вглядывались, морщась, затуманенными глазами, будто силясь узнать нечто смутно знакомое. Так на меня раньше, до больницы, смотрела соседская бабка…

 — Леша, там тебя вызывали… — раздался робкий голос.

 Я обернулся.

 — Кто?

 Сотрудница — черт побери! — смотрела на меня с откровенным страхом! Будто и в самом деле была ничтожной смертной!

 — Самазвонила уже три раза, чтобы зашел к ней сразу, как появишься, — словно извиняясь, сказала она.

 — Понятно!

 В том же отличном настроении я простодушно отправился на второй этаж и без всяких задних мыслей вошел в кабинет непосредственного начальства.

 Дверь захлопнулась за моей спиной.

 Одного взгляда хватило, чтобы лично для меня солнечный день обернулся грозовой ночью.

 Меня здесь уже ждали.

 За столом в центре, пытаясь сохранять остатки достоинства, с сердитым и растерянным видом восседала начальница. На экране компьютера перед ней предательски зеленело поле с разложенным пасьянсом. По обе стороны стола, глядя на меня, расположились двое ментов. Третий, впустив меня внутрь, непринужденным движением встал у двери.

 Я быстро оглянулся. Мент, перегораживавший дверь, был сам с эту дверь габаритами.

 Я бросил взгляд на приоткрытое по случаю теплой погоды окно. Второй этаж — не третий, но решетки… А я-то радовался их наличию…

 В голову полезла какая-то чушь из американских фильмов: «Я имею право на звонок адвокату…»

 Стоп — а почему это я нервничаю? Какой адвокат? В чем меня обвиняют?!

 — Алексей! — официальным тоном обратилась ко мне начальница.

 Голос ее слегка дрожал — видно, вторжение ментов радовало ее не больше, чем меня.

 — У товарищей из милиции к тебе несколько вопросов. Надеюсь, твои ответы их удовлетворят.

 — Я вас слушаю, — сказал я ледяным тоном.

 — Да ты садись, — дружелюбно предложил усатый мент, тот, что был постарше и возрастом, и званием. — Не дергайся раньше времени.

 Младший мент, белобрысый парень моего возраста, любезно пододвинул ко мне стул. Правда, ухмыльнулся при этом премерзко.

 — Что происходит? — спросил я, садясь на предложенный стул. — Меня в чем-то обвиняют?

 — Сначала на вопросы ответишь, а там посмотрим, — сказал белобрысый.

 Его наглый, неподвижный взгляд был еще противнее, чем улыбка.

 — По какому праву… — начал я, обманутый безразлично-вежливым тоном старшего мента.

 Он тут же сунул мне под нос пачку исписанных бумаг.

 — Что это?

 — Свидетельские показания. Тебя видели у Северного завода…

 — Вранье!

 Передо мной легла еще одна бумага.

 — Вот фоторобот, — скучающим тоном продолжал мент. — Девушка, которую ты пытался изнасиловать перед проходной, описала тебя очень подробно. Узнаете? — спросил он начальницу, показывая ей фоторобот.

 — Да, — промямлила она, глядя на меня с ужасом и отвращением.

 — Ерунда какая-то, — воскликнул я. — Меня там вообще не было.

 — Рабочие с вечерней смены, на которых ты напал, тоже тебя опознали.

 — Ага, напал! — расхохотался я. — Что я, маньяк — нападать на тридцать человек?

 Менты переглянулись.

 — Поехали, — сказал старший.

 — Никуда я не поеду, пока не увижу ордера!

 Я откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу.

 — Хотите, можете меня тащить. Но вам это даром не пройдет…

 Пока я толкал речь, белобрысый бесшумно подобрался поближе. Глаза у него были неподвижные, как у змеи. Не меняя выражения лица, он вышиб из-под меня стул. Стул с грохотом отлетел к стенке, я брякнулся на пол.

 Белобрысый и стоящий у двери мент заржали. Усатый ничего не сказал, но на губах у него мелькнула одобрительная улыбка. У начальницы отпала челюсть и она застыла в глубоком шоке.

 В первый миг я испытал точно такой же шок. Встал, механически отряхнул штаны, оглянулся на опрокинутый стул. Поверил, что все это мне не мерещится. А потом у меня перехватило горло, как удавкой. Глубоко в груди заболело так, словно весь воздух превратился в огонь — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Теперь я понял, что означает выражение «его душила ярость».