Работа в Волго-Камском союзе явно свертывалась. Дух какой-то осенней грусти проникал в сердце. Пожилые склоняли свои головы, и в беседах часто ставился вопрос: как сохранить себя в вере, как сохранить молодежь. Это решалось по-разному. Многие предлагали быть потише, прекратить всякую работу молодежи, чтобы сохранить ее от страданий, тюрем. Предлагали закрыть субботние молодежные собрания, а сделать их обычными, не допускать, чтобы молодежь большими группами – человек по 20-30 – совершала посещения и т.д. Эти настроения были чужды юным сердцам. С воодушевлением почти после каждого собрания молодежь пела свой любимый гимн:

PoetryНа ристалище Христа к цели вечной мы бежим.

Вот уже видны врата бесконечной жизни с Ним…

Проходя Его путем, подвизаемся мы с Ним

В высь святую над грехом и над миром суетным.

По субботам говорили огненные, зажигающие проповеди о Данииле и других подвижниках веры. Лева нашел в «Утренней звезде» (газете, которую издавал И. С. Проханов) стихотворение, которое продекламировал на утреннем собрании:

PoetryКогда полки вождя земного,

Сплотившись, в бой с врагом идут,

То нет им в жизни дорогого –

Все на алтарь они кладут.

И часто в муках умирая,

Простерши руки к небесам,

Людей земли благословляя,

Идут безропотно к отцам.

А мы из армии Христовой

Врага завидели вдали

И не хотим победы новой,

Дрожа, уже лежим в пыли.

Да, Боже, мужества в нас мало,

Трусливы мы в святой борьбе.

На словах победа уж звучала,

А в битве мы – позор Тебе.

Корнилий Францевич, пресвитер, по окончании собрания подошел к Леве, покачал головой и сказал, что такие стихотворения декламировать опасно.

Однажды, когда солнце уже пригревало, напоминая весну, Лева шел на собрание. Он свернул на Ульяновскую улицу, направляясь к молитвенному дому, и увидел странное шествие. Сердце его дрогнуло. Шел отряд военных с шашками наголо.

Отряд приблизился. В центре его он увидел заключенных. Это вели из ОГПУ в тюрьму (правда, тогда не было тюрем, они назывались изоляторами) дорогих близких и родных. Впереди шагали с бледными лицами, держа чемоданчики и мешки, братья Сергей Федорович Ясырин, юные Коля Иванов и Коля Бондаренко, за ними виднелась мощная фигура брата Е. Филяшина и астраханского пресвитера. Рядом с ним шагал, ссутулившись, слабый старичок с длинной бородой, белой как снег – брат Ладин, который просил бывало перед началом собрания спеть: «В край родной, в край родной, в край родной страны…» За ними двигались двое, неся мешки: высокий истощенный брат Кирюшкин – рабочий трубного завода и невысокого роста, в черной шубе труженик здравоохранения, удостоенный звания Героя труда, отец Левы – Сергей Павлович.

Лева увидел их, хотел броситься к ним, но обнаженные клинки остановили его. Он махал им рукой, они кивали головами и молча шли, шли туда, где ждали их каменные мешки старинной самарской тюрьмы. Лева не пошел на собрание, а следовал на расстоянии за ними. Сердце билось в груди, казалось, хотело выскочить, на глаза наворачивались слезы: «За что? За что? Как злодеев ведут. Ведь они самые мирные люди». Лева точно знал, что они ничего плохого не сделали. Так за что же, за что?..

И ответ был только один – за Евангелие!

Их подвели к большим черным железным воротам Самарской тюрьмы. Ворота распахнулись и поглотили их. Почти бегом поспешил Лева в молитвенный дом. Он сообщил всем, что братьев перевели в изолятор. Всем стало ясно, что в результате следствия их не освободили и что заключенных ждут страдания. Полились горячие молитвы к небу, к Богу, чтобы Он заступился и защитил страдальцев. Бог угнетенных, Бог скорбящих… Вдовы, матери скорбели о своих невинно страдающих близких. Это была только капля того горя, которое, как полная чаша страданий, была преподнесена верным детям Божиим.

Носили передачи, ждали свиданий. Мать Левы хлопотала о свидании со своим мужем, а Лева подал заявление, чтобы ему разрешили свидание с Валей Алексеевой, ведь у нее никаких кровных родных здесь нет. На свидание с ней хотели попасть и ее близкие подруги, в числе которых была и Тося Орлова. Но заявление Левы опередило и – о, счастье! – получил разрешение на свидание с сестрой.

Вот оно, это длинное помещение с двумя рядами мелких решеток По одну сторону выводят заключенных, по другую – стоят родственники, пришедшие на свидание. Между решетками ходят надзиратели. Шум,' гам, одни стараются перекричать других. Картина этого свидания была в точности такая же, как описывается Л. Н. Толстым в его знаменитом произведении «Воскресение». Это была та же царская тюрьма и та же комната свиданий, какая была в дореволюционное время.