Они стояли друг против друга за решетками.

– Валя! Валя! – кричал Лева.

– Лева! Лева! – кричала Валя. – А где же Тося?

– Тося придет в следующий раз на свидание, – отвечал Лева. –

– Как здоровье, как бодрствуешь?

– Бодрствую, – отвечала Валя и закашлялась. – Вот грудь болит, вчера было кровохарканье, врачи обещают положить в больницу

– О, это было бы хорошо. Ты ни о чем не беспокойся. Квартира твоя в порядке, деньги за квартиру заплатили. А что бы тебе принести?

– Спасибо, все есть. Вот Евангелие бы… Да разве пропустят сюда?

– Хорошо, постараемся, – сказал Лева. – Мы решили, чтобы тебе не отставать от жизни, выписать газету.

– Какую?

– «Средне-Волжскую Коммуну».

– Хорошо, выписывайте. Ну, а как вы бодрствуете сами-то?

– О, хорошо, слава Богу! Не возражаем, если нас к тебе посадят. Молись о нас.

Долго говорить не разрешалось. Нужно было освобождать место для свидания другим. Как один миг, пролетели эти минуты. Но они остались в сердце Левы на всю жизнь. Сердце его пылало любовью к Богу, к последователям Иисуса Христа. И он восхищался так, как восхищаются мучениками первохристианства.

Хотя завидовать не полагается, но молодежь, особенно подруги Вали Алексеевой, прямо-таки завидовали Леве, что он первый получил свидание с Валей.

Выписали газету на самарский изолятор, и Валя аккуратно получала ее. Но как передать Евангелие? Думали, молились и, наконец, решили. Купили большую коробку зубного порошка – тогда продавались картонные прямоугольные, осторожно вскрыли ее, высыпали зубной порошок, а на его место положили завернутый в белую бумагу Новый Завет малого формата. Сверху присыпали зубным порошком, крышку хорошо приклеили. А в записке с передачей после перечисления всех продуктов и предметов написали: «Валя! Хорошенько чисти зубы».

На следующей неделе в ответной записке на передачу Валя писала: «Счастлива! Чищу зубы».

Молодежь благодарила Господа и радовалась. Все представляли, как приятно Вале в камере читать Святую Книгу и со страниц Евангелия получать наставление и утешение от своего Лучшего Друга – Иисуса. Да, она была счастлива. Это, кажется, звучит парадоксально, но это факт. Больная туберкулезом девушка, без родных, в тюрьме, как преступница, – и счастлива.

Да, недаром, молодежь последующих десятилетий и ныне с воодушевлением поет: «Жить для Иисуса, с Ним умирать – лучшую долю вряд ли сыскать!»

Сошел снег, стало теплее. Легче стало стоять в очередях с передачами. В окнах тюрьмы виднелись лица заключенных. Сестры и братья, идя на собрание по Арцибушевской улице, слышали, как Петр Иванович Чекмарев, стоя у окна своей камеры, громко пел:

PoetryО, нет никто во всей вселенной

Свободы верных не лишит.

Пусть плоть боится цепи тленной

И пусть тюрьма ее страшит…

Сам Бог Любви свободу дал.

О, нет никто во всей вселенной

Нас чести нашей не лишит.

Пускай с враждою откровенной

Толпа позором нас клеймит.

Поднимем знамя Правды вечной,

Любовью злобу обовьем.

И честь не в славе быстротечной,

А в торжестве Любви найдем.

Верующие с восхищением слушали пение дорогого брата, но за это пение его перевели в отдаленную камеру, откуда его уже не было слышно.

– Как, как порадовать узников, как ободрить их? – думала молодежь и придумала.

Была глухая ночь. Все спали. Конечно, по улицам Самары ночью иногда проходят подвыпившие поющие люди. Кто обращает на это внимание? Гуляет себе молодежь. А вот в эту ночь мимо тюрьмы по Арцибушевской улице шла молодежь не подвыпившая, а трезвая, бодрая. Шли христиане и, нарушая ночную тишину, громко, ясно и стройно пели:

PoetryНа крыльях могучих орлиных

Над морем житейским несусь.

На крыльях могучих орлиных

Я к вечности сердцем стремлюсь.

Чрез горы, долины и нивы

Все выше я к небу лечу.

Несут меня мощные крылья

На них я спокойно стою.

Под мощными крыльями тихо

И чудно покоюся я.

Под ними приют мой надежный,

Под ними защита моя.

Пусть вьются враги надо мною,