С начальником экспедиции у Левы установились самые лучшие отношения. Он нередко брал его в дальние поездки, причем в трудных местах проводник ехал на одной лошади впереди, а за ним, на наиболее сильной, – начальник с Левой, который держался за него. Однажды на одном крутом подъеме лошадь с размаху скакнула кверху, и Лева, сорвавшись, кубарем полетел вниз. Но он даже не ушибся, и все отделались простым испугом.

В беседе у костра начальник расспрашивал Леву о его родителях, о нем самом. И как-то Лева не выдержал и рассказал ему, что он верующий и старается жить по учению Христа.

– Жить по-Божески, во всем честно, стремиться только к добру, к любви, – это и значит жить по Христу, – говорил Лева, сверкая глазами.

Начальник внимательно выслушал его, а потом сказал:

– Я давно наблюдаю за тобой, вижу, что ты большой энтузиаст, юноша с чистой душой. Энтузиасты науке нужны. Много добра ты сделаешь, если пойдешь дорогой науки. Потрудишься, достигнешь ее вершин. Я говорил о тебе с женой, ты ей нравишься, как честный, хороший человек. И мы уже решили между собой сделать доброе дело, – ведь мы тоже хотим добрых дел, как и ты, – сказал он, улыбаясь и посматривая на Леву, который, опустив глаза, пошевеливал палкой догорающие угли костра.

Вот кончится экспедиция, мы возвращаемся в Ленинград и берем тебя с собою. Квартирой будешь обеспечен, работой тоже. Зимой мы обрабатываем результаты экспедиции и ищем литературные источники. Ты будешь учиться, станешь студентом, а потом – человеком науки. И много пользы сделаешь для людей.

– Благодарю вас, – ответил Лева. – От души благодарю. Это так заманчиво и чудесно, как в сказке. Но я должен скоро ехать в Сибирь.

– В Сибирь? Там никакого еще путного садоводства нет. Даже не думай об этом!

– Я думал в конце месяца увольняться.

– Даже и в голову себе не бери этого! Я никогда не подпишу увольнительную. Ты нам нужный человек, и я желаю тебе добра, как отец.

Через месяц Лева предпринял попытку уволиться, но все его просьбы оказались бесполезными. Ни в Наркомате, ни в экспедиции ему не давали согласия на увольнение.

– Вот тебе и на! – думал Лева. – Что же это? Искушение? Или, может быть, Бог сжалившись над его юностью, отклоняет его жертву и открывает ему путь в науку, к большому, хорошему. Он молился. Ему представлялись многие десятки ссыльных, сотни заключенных, отверженных, полузабытых, выброшенных из жизни, к которыми даже близкие родные зачастую стыдились иметь переписку. «Был в темнице, и вы посетили Меня», – вновь и вновь звучали слова. Вспомнились также любимые стихи Некрасова: «Где трудно дышать, где горе слышится, – будь первым там! Но он никак не находил возможным уехать так, не получив увольнения. Это было как-то некрасиво и не по-христиански. Хотелось расстаться со всеми в дружбе и в хороших отношениях, Казалось, создалось положение безвыходное. Нужно сказать, что несмотря на соблазн лучшей жизни в Ленинграде и жажду получить высшее образование, Лева ни на минуту не задумался о том, что он должен свернуть с того пути, на который встал,

В это время произошло нечто, что дало Леве возможность быстро и легко уволиться.

Глава 33. Увольнение

«Рука Твоя поведет меня…»

Пс. 138:10

Находясь в прошлых своих путешествиях, Лева непрерывно двигался и не имел возможности получать письма от близких, даже от матери с Волги, а от отца, находившегося в Сибири, он месяцами не получал весточки, Писал же он всем аккуратно. Сообщал о бодрости и жизни узников, о положении в общинах, о своих продвижениях. Тяжело было не получать ответных писем. Но и в этом Лева находил некоторое самоотвержение, вызванное необходимостью. В Алма-Ате же, благодаря временной оседлой жизни, он получил много писем. Это были строки горячей любви, это были потоки сердечных молитв о нем. Тут были и письма матери, которая просила не беспокоиться о ней и домашних, ибо Бог посылал ей здоровье и она, работая портнихой на фабрике, кормила семью. «Молитва моя о тебе всегда и до конца, дорогой сын! Да будет воля Господня в твоей жизни», – писала она Леве.

Сколько любви, ласки, приветов было от друзей из Катта-Кургана, Ташкента, Уила. Даже старушка из Темира прислала хорошее большое письмо, где желала ему успеха, повествовала о тайне Христовой. Были письма даже из далеких Соловков, где томилась лучшая молодежь Поволжья. Письма были бодрые, зовущие.

Много писем Лева получил из Сибири, где были дорогие сердцу друзья и среди них его родной отец. Папа писал ему, что надежда встретиться с ним вносит в его душу особую радость и что он просит у Бога этого дня свидания. Он прислал Леве гимн, который разучил в Сибири. Там, между прочим, были такие слова:

PoetryБоже, видишь Ты страданья на земном моем пути,

Устаю я от скитанья, но хочу с Тобой идти…

Как мне дорого общенье со святыми на земле!

Но и это наслажденье не всегда возможно мне…

И вдруг от отца пришло письмо, что он тяжело болен, лежит в больнице, определяют – тиф. Получив это письмо, Лева тут же бросился к начальнику экспедиции. С большим волнением он протянул ему письмо.

Начальник прочел, сочувственно сказал:

– Ну, что же, дорогой, чем же ты тут поможешь? Время идет, и пока ты приедешь, отцу твоему станет лучше, и он уже поправится. Ехать-то ведь не близко, а если хуже станет, чем поможешь, ты ведь не доктор.

– Нет, нет, прошу отпустить меня, – сказал Лева умоляюще. И подал заявление. На нем начальник наложил резолюцию: «Уволить по причине болезни отца». В Наркомате его также быстро рассчитали. «Никодим», горячо пожав руку Левы, просил передать его отцу самый лучший братский привет.