Мальчик растет умненьким. Но лучше бы это происходило побыстрее.

Еще лет шесть-семь – и его можно будет женить. Уж она постарается найти ему достойную жену! Пускай это будет не римлянка – проклятые снобы превозносят сейчас до неба отца Цезариона, даже официально признали его богом, но почему-то не торопятся принимать подготовленный им закон, согласно которому знатный римлянин – читай «император» – может жениться на не-римлянке. Они по-прежнему продолжают считать другие народы несколько ниже себя. И ни одно из римских известных семейств не захочет выдать свою дочь замуж за не-римлянина, пускай он царь огромной богатой страны и при этом – сын самого божественного Юлия.

Но царевен хватает и в других странах. Главное сейчас – заручиться поддержкой Марка Антония. Чтобы ее сын хотя бы дожил до возраста, когда он сможет жениться. И чтобы она, Клеопатра, тоже дожила. Чтобы была сперва соправительницей – и сыну не пришлось по нелепому дикому обычаю родной страны жениться на родной сестре и наплодить не вполне полноценных детишек – таких, например, как ее первый супруг. Или – завести интрижку на стороне ради рождения нормального, умного малыша, которому потом единокровные братья и сестры не дадут житья, называя шлюхиным отродьем…

Хватит!

Она с силой ущипнула себя за предплечье. Прошлое мертво и похоронено. Будущее еще не родилось, и от нее зависит, каким оно будет.

Для того чтобы Цезарион и она сама выжили, надо будет лечь под Марка Антония? Она легла бы, будь Антоний уродом и на тридцать лет старше.

Нужно будет родить ребенка? Родит. Она все просчитает и обязательно добьется своего.

А может…

А может, она сумеет настолько покорить Антония, что он все же возведет Цезариона на престол? На тот престол, который принадлежит ему по праву рождения. И тогда ее сын будет править могучим государством, в котором… Нет, ему нужны будут надежные помощники, которым он сможет всецело доверять. А не такие, которые воткнут стилос… двадцать три раза…

Глаза наполнились слезами; женщина яростно смахнула их. Юлия не вернешь, а чтобы их сын не повторил судьбу своего отца, она заручится поддержкой самого могучего воина. И еще она родит Цезариону братьев и воспитает их так, чтобы они любили друг друга, чтобы не мыслили себе жизни один без другого. И тогда… О, тогда мы еще поглядим, какая страна станет владычицей мира.

Аполлодор справился с поручением просто превосходно. Корабль выглядел не по-царски даже – как раз на таком могла бы плыть какая-нибудь богиня: Исиз вкупе с Афродитой и какой-нибудь Иштар за компанию.

Золото? Серебро? Все это имелось, и имелось в немалом количестве, но Аполлодор все-таки был чрезвычайно умен: он сделал именно то, что заставило Марка Антония и других римлян стоять, разинув рты, когда корабль тихо швартовался в гавани Тарса.

Пурпур! Гигантское количество пурпура! Цвета, который могли себе позволить в одежде очень и очень немногие – цена не просто кусалась, а проглатывала целиком: тысяча денариев за мину пурпурной шерсти и семьдесят пять – за мину пурпурного шелка! Ведь для того, чтобы окрасить мину шерсти, нужно было использовать пятнадцать тысяч иглянок! Кстати, именно благодаря этому профессия ловца ракушек оплачивалась достаточно неплохо.

Позолоченное дерево носа и кормы, посеребренные весла на фоне этого пурпурного великолепия парусов попросту терялось.

Возможно, в другом случае Марк Антоний не вышел бы встречать ее корабль лично – в этом ни у Клеопатры, ни у Мардиана не было никаких сомнений.

А так – буквально выскочил, и по всему его виду было понятно: сохранять хоть какое-то подобие величия удается полководцу с большим трудом.

«Далеко ему до Юлия», – с усмешкой подумала Клеопатра, глядя на обалдевшее лицо триумвира, застывшего на набережной чуть ли ни с открытым ртом. По лицу Цезаря практически невозможно было определить, какие эмоции он испытывает в данный момент, разве что он сам хотел это продемонстрировать окружающим.

Она, не имеющая опыта отношений, долгое время считала, что он абсолютно безэмоционален – до тех пор, пока он не заболел. Ухаживая за ним и вслушиваясь в бред больного с высокой температурой, она узнала и о том, как сильно он любил первую жену, и о чувствах, испытываемых им к дочери, и о его горе, когда Юлия умерла.

И только спустя два года он позволял иногда маске падать со своего лица – тогда, когда обнимал ее или играл с Цезарионом…

У этого же… варвара на лице можно было прочесть все, что он испытывал сейчас. Как будто по лицу быстро-быстро пробегали слова.

Она могла поклясться, что в голове Марка Антония сейчас звучит примерно такое:

«Боги! Какое великолепие! А стоит это… до хрена! Тут если продать одни только паруса… И дерево позолочено. Если не выпустить ее отсюда вместе с ее кораблем… Мало ли что, в море случается всякое. Дурак! Ее прибытие видело как минимум несколько тысяч человек. Кому ты потом что будешь рассказывать? А жаль. На эти деньги можно было бы выдать легионам существенную премию, и тогда Октавий… катился бы из Рима прямиком к Орку. Заманчиво – но, к сожалению, невыполнимо. С другой стороны… С другой стороны, она отправила денег Кассию, а это означает, что с нее можно содрать побольше. Столько, столько нужно для организации похода против парфян. Да, Египет богат – и я буду не я, если не стрясу с нее столько денег, сколько нужно. Говорят, царица умна… Будь она умной – ни за что не поперлась бы сюда на таком роскошном судне. Приплыла бы скромницей, сделала бы вид, что денег у нее не так много… Ну, что же, тем лучше. Разговаривая с глупой царицей, можно особо не напрягаться».