– А тебе не нужен богатый покровитель, querida? –хрипло пробормотал Мигель, слегка касаясь губами жилки на ее шеи.

Филиппа задрожала и повернулась к нему так, что их лицо оказались на опасно близком расстоянии.

Она почувствовала какую-то необычную эйфорию. Все ее переживания, боль и сомнения последнего времени просто исчезли, испарились.

Она почувствовала, что он хочет поцеловать ее, и знала, что с ее стороны будет величайшей глупостью позволить ему это. И все-таки затаив дыхание она ждала, когда его губы приблизятся и дотронутся до ее губ.

Его губы были горячими и настойчивыми, но он не сделал ни единого движения, чтобы удержать ее или приблизить к себе, хотя поцелуй становился все более страстным. Она никогда не предполагала, что поцелуй может так сводить с ума. У нее закружилась голова, все ее существо трепетало.

Так вот чем наслаждаются другие женщины, беспомощно думала она. Но как же они, однажды испытав любовь Мигеля, могут иметь дело с другими мужчинами?

Но тут глаза ее закрылись, она перестала думать, отдавшись тем эмоциям, которые он в ней разбудил. Когда Филиппа почувствовала себя в сильных мужских объятиях, то даже не сопротивлялась; она была податливой, ее охватил жар, когда его губы переместились к ее виску

– Как прекрасно… – хрипло бормотал он. – Твоя кожа такая нежная, такая прозрачная, ты знаешь это? Я никогда не видел ничего подобного, а твои волосы… как шелк.

Филиппа потеряла представление о времени, потеряла остатки здравого смысла. Она словно оказалась в другом мире, в другом измерении, там, где прикосновение, вкус и запахи приобрели совершенно иное значение.

Мигель опять стал целовать ее, ласкать страстно и опьяняюще. Он разжигал ее со все возрастающей властностью.

Филиппа положила руки на его мускулистые широкие плечи, а он так неистово целовал ее, что она была не в состоянии унять дрожь своего тела.

Темноволосая голова Мигеля медленно, словно нехотя оставила в покое ее волосы, повернулась и, ухмыляясь, посмотрела глазами Патрика.

Закричав от ужаса и отвращения, Филиппа вскочила и прислонилась к стене, чувствуя головокружение и подступившую тошноту.

В голове всплыли событий прошлых лет. Безнаказанность поступка Патрика и его нахальное поведение по отношению к ней.

Филиппа не сомневалась, что домашние встали бы на его сторону. Так было всегда. Отец занимался своими делами и не хотел вникать в ее проблемы. Тем более в жалобы на Патрика, которого в семье считали образцом добродетели. Мачеха постоянно нахваливала своего любимчика и так же регулярно докладывала отцу о ее шалостях. Их было немного. Но главное захотеть. Проказы, которые исподтишка творил Патрик, приписывались Филиппе. Ее слова и поступки истолковывались превратно. Она была виновата во всем. Даже в том, что не научилась называть мамой чужую женщину. Сколько было пролито слез. Сколько не высказано обид. Даже вспоминать ей не хотелось.

Шло время. Чувствуя безнаказанность, Патрик вел себя всё наглее. Нападки становились обидней и изощренней. При этом сводный братец ещё и поучал ее, называя наивной дурой. Филиппа с отвращением вспомнила, как он снисходительно спросил:

– Ты, правда, собираешься стать экономистом? Не тупи. Смазливые красотки не бывают финансовыми директорами. Их место в постели. Перестань быть недотрогой – и сладкая жизнь тебе обеспечена.

Филиппа с презрением пропускала мимо ушей его наставления.

Но один жестокий урок пришлось запомнить на всю жизнь. В принципе, это был единственный хороший поступок Патрика.

Один негодяй вывел на чистую воду другого, в которого Филиппа, наивная дурочка, была по уши влюблена. Джон учился с Патриком в университете. И не смотря на дружбу с ее сводным братом, казался идеалом мужчины. Высокий и эффектный брюнет, он галантно ухаживал за ней, дарил цветы и без конца говорил комплименты.

Что ещё нужно мечтательной глупышке?

В тот вечер Филиппа собиралась проститься не только со школой. Ночь после выпускного бала была обещана Джону. Сидя за тетрадкой, она с трепетом писала в дневнике, как мечтала оказаться в объятиях Джона.

До сих пор Филиппа не знала, как Патрик ухитрился добраться до записей и прочесть ее простодушный лепет. Услышав его насмешки, она чуть с ума не сошла от обиды и стыда. В принципе, наука не связываться со сводным братом была освоена давно. Но он начал издеваться над Джоном и ядовито поучать, что ее драгоценному Джону надо одно – утолить свой голод.

Этих нападок Филиппа не могла стерпеть и на спор согласилась подслушать беседу Патрика с ее романтическим героем.

У нее не было сомнений, что брат позорно проиграет пари, услышав нежные признания Джона. К несчастью, вместо них раздались такие циничные откровения, что за пять минут она повзрослела лет на десять и навсегда лишилась наивных иллюзий. Джон ушел, а она всё стояла за шкафом, не в силах двинуться с места.

Казалось - жизнь кончена, и все плохое, что только могло случиться, с ней уже произошло. Какая ошибка! Несчастья только начинались.

Патрик аккуратно закрыл дверь и, вернувшись в гостиную, снисходительно обнял ее. Честно говоря, ей было так плохо, что противный братец на миг показался близким и родным. Филиппа прижалась к его плечу и горько заплакала, не сразу почувствовав, как руки Патрика по-воровски забрались под шелк выпускного платья.

От неожиданности Филиппа так растерялась, что мерзавец успел повалить ее на диван. Отчаянные попытки вырваться были бесплодны. Патрик оказался гораздо сильнее. К тому же он так крепко сдавил ее шею, что перед глазами всё плыло, и не хватало воздуха. Пришлось ей пойти на хитрость и разрешить мерзким пальцам поддонка блуждать по ее телу, а потом, сдержав отвращение, самой поцеловать его.