Село, на которое напали половцы, действительно находилось близко. Проехав немного по дороге, дружина свернула на опушку рощи и вскоре выехала на луговину, которую наискось пересекала извилистая лента широкого ручья, возле которого и стояло десять домов. В вечернем сумраке далеко было видно зарево, поднимающееся над ними. Горели/ дымясь, спелые хлеба на той стороне ручья. Кочевников поблизости не было - они уже ушли дальше.

Но искать их долго не пришлось. Дружина наметом, взметая из-под копыт землю и свежие угли, проскакала через село, вломилась в потравленные чужими конями хлеба, и через версту всадники увидели впереди широкую темную полосу вытоптанной земли - дорогу, оставленную конскими копытами, колесами кибиток и человеческими ногами. След был совсем свежим.

Половцы спешили подальше уйти от сожженного села, опасаясь, что за ними все-таки будет погоня. Они торопились вернуться в степь, не жалея пленных и заставляя людей бежать между кибиток, глотая пыль и опасаясь попасть под копыта коней и быков. Отстающих били плетьми, заставляя подняться.

Когда начало темнеть, хан первым остановил коня и махнул рукой на луг, в низине которого обнаружилось небольшое озеро:

–  Здесь встанем!

Орда стала сворачивать к озеру. Первыми подъезжали всадники, поили лошадей. Затем подогнали захваченную скотину и только потом - пленных русичей. Люди попадали на мелководье, жадно хватая горстями воду, пили, захлебываясь и давясь, но скоро им пришлось вскочить и броситься прочь, потому что подошел черед выпряженных из кибиток быков. Те прошли сквозь людскую толпу и долго пили уже замутившуюся воду, тяжело поводя боками.

Дозорные сразу же отъехали подальше, охраняя стан. Остальные сгоняли полон, скотину и коней в гурты, готовили к ночлегу. Другие резали скот, разжигали огонь, раскинули для ханов легкие шатры.

Сакал вместе со своими родичами объехал стан, глядя на суету вокруг, а потом повернул в середину, где уже высился белый шатер. Три хана спешились и один за другим прошли внутрь.

Красивая русокосая девушка со связанными за спиной руками стояла посреди ковров и подушек. Несмотря на то что ее косы были растрепаны, сорочка и понева кое-где порваны и испачканы, а на щеке красовалась ссадина, она была удивительно красива. И такой огонь горел в ее глазах, что Сакал остановился, прижимая руку к сердцу.

–  Она прекрасна!
– обратился он к своим спутникам.
– Не правда ли?

–  О да! Эта уруска украсила бы любой шатер!.. Счастлив будет тот, кого она одарит своей лаской, - ответили ханы.

–  Этим счастливцев сегодня ночью буду я!
– заявил Сакал и сделал шаг к пленнице.

Она отпрянула, настороженно блестя глазами.

–  Не пугайся, - вдруг заговорил Сакал по-русски, - красавица! Ты похожа на белоликую дочь Тенгри-хана! Твои глаза сверкают, как звезды, а волосы, - он шагнул ближе и поймал девушку за косу, - похожи на драгоценный шелк из страны Чин. Ты прекрасна, как степная газель, но неприступна, как дикая кобылица. Будь моей - и ты получишь все что пожелаешь!

Глаза девушки сверкнули огнем.

–  Коли я кобылица, то не тебе на мне сидеть!
– огрызнулась она.

–  Твой язык остер, как кинжал, - усмехнулся Сакал.
– Но умелый воин не боится ножа.

С этими словами Сакал притянул девушку к себе и поцеловал. Но в следующий миг он оттолкнул ее с невнятным криком и схватился за губу.

–  Змея!
– закричал он.
– Кусается!

Девушка прижалась к полотняной стене шатра, сгорбившись и словно ожидая нападения.

–  Эй! Ко мне!
– закричал Сакал.
– Схватить ее!

–  Погоди!
– Один из его родичей успел встать на пути у вбежавших охранников.
– Сакал-хан, отдай мне эту дикую кошку. Увидишь - я сумею сделать ее ласковой и покорной!

–  Нет, я!
– рванулся второй хан. Девушка, не понимая половецкого языка, следила за ними настороженно блестящими глазами.

–  Берите ее, - зло отмахнулся Сакал. Из глубокой ранки на губе все еще текла кровь.
– Но сперва она получит плетей. Взять!

Девушка отпрянула, но охранники схватили ее и потащили, отчаянно вопящую и извивающуюся, вон из шатра. Сакал и его спутники вышли следом, чтобы проследить за наказанием. Пленницу повалили наземь, и нукер уже занес над нею конский бич, когда вдалеке послышался шум, крики и топот копыт. Свист бича и первый крик жертвы перекрыл отчаянный вопль: - Урусы!

Стан вмиг пришел в движение. Все было забыто. Половцы бросились к лошадям, на ходу хватали луки и сабли и мчались к ханскому бунчуку. А навстречу им через луг летели урусские дружины.

Урусы нападали с двух сторон - прямо в лоб мчалась основная сила, а сбоку, вдоль берега озера, спешила еще одна небольшая дружина, отрезая возможный путь к бегству. В вечернем полумраке было трудно разглядеть, сколько урусов на самом деле.

Передние ряды на всем скаку сшиблись с врагами, разметали небольшой заслон и прорвались к стану. Степняки мигом развернулись, заходя с боков, но тут подоспела помощь - Ян Вышатич не зря разделил полк на две части. Дружинники налетели, ударили в спину, мешая половецкий строй. Среди них были торки и берендеи, прекрасно стрелявшие из луков на скаку. Их стрелы одного за другим сбивали кочевников с седел.

И все-таки большей части степняков удалось вырваться, и, нахлестывая коней, они поспешили удрать. Но тут подоспела вторая дружина. Всадники Иванка Козарина помчались вдогонку, налетели, отрезая путь к спасению, и орда беспомощно закружилась на месте, вынужденно принимая неравный бой.

Эта новая сшибка была короткой и жестокой. Взлетали в воздух стрелы, сбивая людей с седел, а потом кони и всадники столкнулись, как две волны, и половцы дрогнули. Один за другим они стали разворачивать коней и кидались прочь.