Шрифт:
Рослый Лют неволей оказался впереди толпы. Он давно перестал надеяться на встречу со своими; что случилось с Торческом, выстоял он или пал, узнать ему было не дано, воя судьба была страшнее и заглушала боль о родных. С аждым часом, с каждым шагом в его душе разрасталась пустота, и Лют брел по желтой от солнца степи, глядя вперед становившимися холодными глазами и не думал ни о чем.
Как-то раз его сосед впереди, тощий жилистый парень ткуда-то из-под Котельницы, споткнулся, не заметив звериную нору, и упал, едва не потянув за собой Люта и остальных. Половец, едущий рядом, мгновенно взмахнул камчой:
– Идти! Идти, пес урус!
Парень попытался вскочить, но застонал от боли, валясь обратно - он вывихнул ногу и не мог без помощи даже стоять. Решив, что урус упрямится нарочно, половец, не долго думая, выхватил саблю и с размаху рубанул парня по шее. Парень упал. Брызнувшая кровь попала Люту на лицо. Он отшатнулся, вскинул глаза - и встретился с половцем взглядом. Несколько мгновений половец смотрел в его глубокие черные глаза, а потом завизжал от злости и замахнулся снова - уже на Люта.
Отрок невольно зажмурился, ожидая удара, но вместо этого рядом послышался повелительный голос. Он произнес всего несколько слов, но охранника словно подменили - таким лебезящим, заискивающим прозвучал его ответ.
Лют осторожно открыл глаза. Несколько ярко одетых всадников на крепких красивых конях под богатыми чепраками и с украшенной золотом сбруей замерли неподалеку. Выехавший вперед молодой половец с надменным лицом о чем-то спросил охранника, и Лют угадал по двум-трем знакомым словам, что тот спрашивает, что случилось.
– Мальчишка-урус! Хотел меня убить!
– ответил половец.
– Этот?
– молодой хан указал на обезглавленное тело.
– Тот, другой! Как он смотрел! Как пес!
– саблей, кончик которой еще был окровавлен, указал на Люта.
Молодой хан посмотрел на отрока. Глаза их встретились - как давеча с охранником. Лют содрогнулся и поспешил отвести взгляд - не дай Бог, прикажет хан, и полетит его голова с плеч! Но тот прищурился и тронул коня, подъехав на шаг ближе.
– Урус?
– спросил он.
– Ты урус?
Догадавшись, что спрашивают у него, Лют опять поднял глаза.
– Я из Торческа, - сказал он.
– Торческ? Хан Тугоркан, да хранит его великий Тенгри-Небо, взял Торческ. Ты - торк?
– Нет, - качнул головой Лют.
– Я русич.
– Ты не похож на русича! Ты торк!
Он пришпорил коня, наезжая на Люта, но тот ловко увернулся от лошадиных копыт и ухватил горячего жеребца за ноздри, притягивая его голову к себе и шепча что-то на ухо. Горячий конь мелко задрожал и остановился. Хан, прищурясь, посмотрел на пленника.
– Ты знаешь коней?
– спросил хан.
– Да, - кивнул Лют.
– Дома часто приходилось…
– Ты без разрешения коснулся моего коня, урус! Знаешь, что за это бывает?
– Вы убьете меня?
– Лют вспомнил, как быстро расправились с его спутником-торком. Но молодой хан почему-то остановил готовно занесенную руку охранника.
– Зачем убивать? Я найду кому тебя отдать.
– Подари этого кощея мне, Аяп-хан, - вмешался один из его спутников и хищно сверкнул глазами.
– Торки убили моего брата!
Как ни плохо понимал язык кочевников Лют, по взглядам половцев он догадался обо всем и, не понимая, что делает, кинулся к хану:
– Нет! Лучше возьми меня к себе!
Кто-то из половцев, немного знавший русский язык, перевел его слова, и Аяп со свитой закачался в седле от дружного хохота. Зато за спиной Люта послышались негромкие сердитые голоса - остальные полоняники не могли понять и простить его порыва.
– Ты трусливый пес, урусский щенок! Ты боишься смерти!
– Аяп еще смеялся, но глаза его уже были полны презрения. Мгновенно размахнувшись, он ударил Люта камчой по лицу и ускакал вперед.
Еще несколько дней спустя орда Тугрей-хана соединилась с другой ордой. Насколько хватало глаз, стояли юрты знатных ханов, их приближенных и советников, теснились полукольцами кибитки с добром. Между ними стояли подводы с награбленным в русских городах и весях добром. Шныряли собаки. Скотину и коней отогнали подальше, попастись на осенней тощей траве. Полоняников тоже собрали вместе, обнесли оградой.
Люта после того, как он заговорил с Аяп-ханом, товарищи по несчастью недолюбливали, и он жил тише воды, ниже травы. Оказавшись в коше, лег в сторонке, боясь, как бы его не задели. И уж конечно не расспрашивал соседей, кто они и откуда, и потому не знал, что здесь есть несколько человек из села Красного - того самого, что стояло под Торческом и которое прежде было дадено для кормления княжьему тиуну Захару Гостятичу.