Шрифт:
И снова в голове его завертелись мрачные предположения. Еще от своей бабушки он слышал, что некоторые, замешанные на зле люди для того, чтобы наслать на кого-либо порчу, используют кладбищенскую землю.
Вот только черной магии мне для полного счастья и не доставало, - пробурчал окончательно сбитый с толку Тигран.
Он толком не мог разглядеть из своего укрытия, что делают ее руки, и оттого все происходящее казалось ему особенно зловещим и таинственным. А девушка выкопала ножом довольно глубокую ямку и, опустив в нее пакет со старой одеждой, снова засыпала ее, старательно утрамбовав землю ладонями. Покончив с этим занятием, она выпрямилась, отряхнула колени и побрела к выходу.
Тигран дождался, когда она окончательно скроется за оградой, и только после этого покинул свое укрытие. Мужественно превозмогая страх – ведь теперь на кладбище кроме него не было ни души – он пробрался к тому месту, где сидела девушка. Это была скромная могила с двумя холмиками и общей невысокой плитой. Ухоженная, заботливо прибранная. В изголовье обоих холмиков в керамических вазочках неясно темнели букеты цветов. А на одном фосфоресцировали в лунном свете крупные садовые ромашки.
Луна светила так ярко, что Тиграну не понадобилось даже чиркнуть спичкой, чтобы прочесть скупые сведения о тех, кто нашел свое последнее пристанище под этой могильной плитой. Из надписи следовало, что здесь покоятся отец и дочь, ушедшие из жизни в один день, ровно год назад. Отцу, которого звали Евгением, было сорок восемь лет, дочери, по имени Майя, – всего девятнадцать.
Кем они приходятся Одиль?
– пытался угадать Тигран. И сам же себе раздраженно возражал: - Да кем бы ни приходились, это не повод для девушки с нормальной, здоровой психикой вскакивать среди ночи с постели и бежать на их могилу!
Он огляделся по сторонам. Неестественная мертвая тишина. Черные тени деревьев и кустов, застывших в полном безветрии, как окаменевшие надгробья. Колдовское, холодное и недоброе око ночи, страж ночи – Луна, подозрительно ощупывающая его своими лучами... Уж не снится ли ему все это? Ну конечно же снится! – почти обрадовался он, цепляясь за спасительную мысль. Иначе как и зачем он мог вдруг один оказаться ночью на кладбище? Ему захотелось даже перевернуться на другой бок и укрыться с головой одеялом, чтобы окончательно избавиться от наваждения.
Под ногами что-то блеснуло. Вглядываясь, он наклонился. То был большой кухонный нож – его нож, забытый Одиль. Тигран поднял его и несколько раз кольнул себя в руку – увы, все это происходило с ним наяву. Он в сердцах отшвырнул нож и вздрогнул – тот с оглушительным звоном ударился о чье-то надгробье. Лоб мгновенно покрылся обильными каплями пота. С трудом сдерживая себя, чтобы не побежать, он поспешил к калитке, стараясь не наступать на могилы.
Использовав кратчайший путь, ему удалось добраться до дома первым и нигде не попасться Одиль на глаза. Захлопнув за собой дверь, он поспешно сорвал с себя одежду и нырнул в постель. Когда ночная путешественница на цыпочках тихонько вошла в спальню, он «мирно спал» в той же позе, в какой она его оставила.
Она легла рядом, оцепеневшая душой и телом, но довольная собой, и, глядя в потолок пустым бездумным взглядом, неподвижно пролежала так до утра.
Не заснул и Тигран. Мог ли он спать, когда рядом с ним, в его постели лежало существо, которого он, как выяснялось, совсем не знал. Внезапное вторжение Одиль в его жизнь, ее первые слова, обращенные к нему, ее более чем странное поведение должны были насторожить его, заставить быть бдительным. Но ведь именно ее странности привлекали и заинтриговали его. Он сделал ее своей возлюбленной, даже не попытавшись выяснить, кто она и что за тайну в себе носит. И теперь вот эти ночные блуждания по кладбищу и какие-то магические обряды с ножом, от которых мороз дерет по коже.
ГЛАВА 9
И он, и она поднялись рано, с первыми лучами солнца. У него уже не было сил переносить эту пытку. Помимо необходимости притворяться спящим, его мучила целая куча вопросов, но он не знал, с чего начать и как с ними подступиться.
Одиль была непривычно тиха и молчалива, и явно не расположена ни к ласкам, ни к задушевным беседам, а потому сразу же закрылась в ванной комнате.
У нее уже вошло в привычку, в непреодолимую, мазохистскую потребность при каждом удобном случае разглядывать себя в зеркале, особенно обнаженной. Вот и сейчас, намереваясь принять душ, она не спешила войти в ванну, беззвучно вопрошая свое отражение:
Но почему? Почему? Разве может такое быть?
А потом недопустимо долго стояла под горячим дождем, окутанная паром, не давая Тиграну возможности заняться утренним туалетом. Когда же Одиль, наконец, вышла, то тут же исчезла на кухне, рьяно взявшись за приготовление завтрака, и делала это так сосредоточенно, что ни о чем другом, казалось, и думать не могла.
Они сидели за столом, заканчивая завтрак. Одиль смотрела в окно и односложно отвечала на вопросы, тем самым пресекая все его попытки разговорить ее. Не допив чай, она взялась за использованные тарелки, намереваясь заняться их мытьем. Тигран поймал ее руку.
– Оставь это, - с мягким напором потребовал он. – Со стола сегодня убираю я. Поговори со мной.
– О чем?! – быстро и, как ему показалось, встревоженно спросила она.
– ...Ты мечешься и стонешь во сне. Я понимаю, тебя мучают ночные кошмары. Но ведь они просто так не бывают. Что-то случилось с тобой, чем ты не хочешь или не можешь со мной поделиться. Мы вместе теперь и, согласись, я имею право хоть что-то о тебе знать... от тебя же самой. Если ты пришла ко мне, значит ты мне доверяешь, не так ли. В конце концов это даже нечестно! Ты-то знаешь обо мне едва ли не больше меня самого.