Шрифт:
– Заходите еще. Будем очень-очень рады.
Официантка проводила ее до самого выхода и долго глядела ей вслед с тем же подобострастием на лице. Прежде чем скрыться из виду, девушка обернулась и помахала ей на прощание рукой.
Определив по городским часам, что до заветных шести еще уйма времени, она заметно помрачнела. Ей не хотелось бесцельно слоняться по улицам, выставляя себя напоказ. Даже мимолетные взгляды прохожих смущали ее. Она шла странноватой семенящей походкой, вздрагивая всем телом от гудков автомобилей, скрежета тормозов или чьих-то громких возгласов, шла так, будто в любую минуту готова была вскинуться и умчаться без оглядки. Только вот куда?
И в то же время на лице ее блуждала изумленно-счастливая улыбка. Широко раскрытыми глазами она впитывала все, что ее окружало – самые обыкновенные дома, цветы и деревья, вечно спешащих куда-то людей. Но больше всего ее привлекали дети, шумные и суетливые, жизнерадостные и беззаботные – семенящие за ручку с папой и мамой, гоняющие на газоне мяч, проносящиеся мимо на самокате или велосипеде. Будучи не в силах оторвать глаз от пухлого, розовощекого карапуза, удобно устроившегося на материнских руках, девушка, как зачарованная, пошла следом. Если бы ее не остановил настороженно-удивленный взгляд матери, неизвестно, сколько бы она так за ними шла.
Бесцельно кружа по городу, девушка оказалась у ворот кладбища. На лицо ее, словно тучка, набежала тень. Первым ее поползновением было поскорее уйти отсюда. Но тут она заметила молодых людей, выходивших с кладбища. Девушка забеспокоилась, метнулась в одну сторону, в другую. Увы, укрыться было негде. А те шли прямо на нее.
Она поспешно присела, пригнув голову и сделав вид, что поправляет или застегивает босоножку. Компания из двух девушек и трех парней, поравнявшись с ней и не обратив на нее внимания, прошла мимо.
– Степка, а почему ты всегда приносишь только белые ромашки? – услышала она вопрос одной из девушек, обращенный к понурому долговязому юноше.
Услышала и, не удержавшись, последовала за компанией, стараясь не попасть им на глаза, но одновременно и не пропустить ни слова из их разговора.
– Потому что она их очень любила, - хмуро ответил юноша.
– По-моему, она любила все белые цветы, - настаивала черноволосая девушка. – Белые розы, калы, белые лилии. Даже белые колокольчики.
– Возможно. Но ромашки особенно.
Некоторое время все подавленно молчали. Тот, кого назвали Степой, держался чуть в стороне от остальных. На его светлом, еще по-детски чистом лице пролегла меж бровей преждевременная скорбная складочка.
– Ну вот что, ребята! Хватит хандрить, - сказал один из юношей, и девушки тотчас поддержали его. – Пошли-ка лучше в кино.
– Конечно идите. Только без меня, - отозвался Степа. – Я не хочу.
– Не выдумывай! Мы пойдем, как всегда, все вместе. Или не пойдем вовсе. – Для надежности, чтоб не вздумал сбежать, девушки с двух сторон подхватили Степу под руки. – Французская комедия. Хоть немного развеимся.
– Это так необходимо? – мрачно осведомился Степа.
– Совершенно необходимо, - ответили ему. – Тебе особенно.
Дойдя до кинотеатра, друзья взяли билеты и прошли в зал.
Девушка, тайком следовавшая за ними, замешкалась. Потоптавшись на месте, собралась было уйти, снова вернулась, тоскливо наблюдая за людьми, толпившимися у билетной кассы. И, наконец решившись, смело пошла прямо на билетершу.
– Ваш билетик! – окликнула ее полная пожилая дама.
С невозмутимым видом девушка выставила ей под нос пустую ладошку.
– Проходите...
Зрительный зал был наполовину пуст, и она не спешила войти, хотя интересовавшая ее компания уже успела занять свои места. Побродив по фойе, юркнула в туалет. Долго, с наслаждением плескалась в раковине, освежив холодной водой руки, лицо, шею. Наполняя до краев сомкнутые лодочкой ладони, она погружала лицо в воду, фыркала и радостно, по-детски смеялась.
Ярко накрашенная девица, прихорашиваясь перед зеркалом, косилась на нее с презрительно-опасливым осуждением, не без оснований полагая, повидимому, что только сумасшедшая может так самозабвенно плескаться в общественном туалете более чем сомнительной чистоты. И, проследовав в кабинку походкой дешевой манекенщицы, в сердцах лязгнула задвижкой.
Как только в зале погасили свет, девушка пробралась меж рядами и устроилась позади привлекавшей ее компании. Обе пары сидели в обнимку. Печальный юноша безучастно глядел в экран. Они обменивались жвачками, конфетами, репликами. И наконец, увлекшись перипетиями замысловатого сюжета, затихли, лишь время от времени шумно реагируя на остроумные проделки и шуточки героев.
Ту, что сидела позади них, не интересовал фильм. С грустной и доброй задумчивостью наблюдала она за целующейся парой. И особенно за неприкаянным юношей, таким одиноким и несчастным, что ей хотелось приласкать его, утешить, ободрить.