Вклинившись между Кларой и Гроссе, изрядно уже подвыпивший Майкл обнял обоих за плечи и прогремел, привлекая к себе внимание гостей:

– Леди и джентельмены! Первенство в открытии сегодняшнего бала по праву принадлежит нашим нареченным.

Кларе, с ее болезненно обостренным восприятием, послышалась издевка в этом эпитете.

– Сделай одолжение, приятель, не превращай нас в посмешище. – Раздраженно дернув плечом, Гроссе скинул с себя тяжелую лапищу Майкла. – Нам давно уже не двадцать, и вообще, поищи себе другой объект для развлечений.

– Какие могут быть развлечения! Женитьба – самый серьезный, самый рискованный и самый благородный шаг в жизни человека. Тем более, когда тебе "давно уже не двадцать". – Он двусмысленно хохотнул. – А посему я могу только преклоняться перед твоим мужеством.

– Прекрати фиглярничать или я немедленно уйду.

Майкл понял наконец, что его безобидные шутки раздражают Гроссе, и поспешил исправить положение, сделав это еще более неуклюже.

– Дабы не смущать жениха, – громогласно заявил он, перекрикивая музыку, – беру на себя смелость пригласить нашу очаровательную гостью на первый танец. – И, не дожидаясь согласия Клары, он довольно бесцеремонно обнял ее одной рукой за талию.

Она не стала ни вырываться, ни отказывать ему, превратив себя в послушную куклу в этих чужих, грубоватых руках. Но тотчас возненавидела Майкла за еще один эпитет, которым он ее, разумеется из вежливости, наградил. Клара прекрасно понимала, что "очаровательной" ее уж никак не назовешь. Замкнутая, надменная, отчужденная, с поджатыми губами и недобрым взглядом, она чувствовала себя улиткой, которую вытащили на свет из ее, и без того не слишком надежного, хрупкого домика. У окружающих такой экземпляр мог вызвать лишь неприязнь, в лучшем случае любопытство. Скорее всего, именно любопытство подтолкнуло Майкла пригласить ее на танец, чтобы попытаться понять, что мог найти в ней Гроссе.

Иронически-снисходительные улыбки скользили по лицам дам, наблюдавших за неуклюжими движениями Клары. Николь постаралась вообще не смотреть в ее сторону, чтобы не фыркнуть. Если бы не светские приличия, она попросту вышвырнула бы "эти садовые грабли" за дверь.

Постепенно Клара расслабилась и стала даже получать удовольствие от давно ею забытого танца. Майкл, несмотря на свою грузность, двигался на удивление легко. К ним стали присоединяться другие пары.

Воспользовавшись моментом, Николь повисла на руке Гроссе и с обворожительной улыбкой проворковала:

– Поскольку мой супруг избрал себе для танца вашу даму, думаю, я имею полное право на компенсацию. Надеюсь, сопротивляться вы не станете.

– Сопротивляться!? Вам!? Помилуйте, Николь. Это было бы столь же глупо, сколь и бесполезно, – ухмыльнулся Гроссе, принимая в объятия ее мягкое, податливое тело.

Через плечо своего партнера Клара с ревнивым изумлением наблюдала за танцующим Гроссе. В такой роли она видела его впервые и до сих пор была уверена, что он вообще не умеет танцевать.

– Итак, вы женитесь. – Николь не кокетничала сегодня, не пыталась обольстить загадочного доктора. Она негодовала, и крылья ее идеально выточенного носика ритмично раздувались.

– Вас это огорчает? – с невинным видом спросил он.

– Меня это бесит! – выплюнула она ему в лицо. – Николь играла в открытую. – Знаете ли вы, о, коварное существо, что с того злополучного вечера в ресторане я думаю о вас ежеминутно. Ночью и днем. Особенно ночью... Вы преследуете меня даже во сне.

Слушая признания своей партнерши, Гроссе, всегда считавший флирт пустой тратой времени, сейчас, на пороге решающих событий, на пороге осуществления своих самых сокровенных замыслов, вдруг понял, как нелепо и бессмысленно стремиться к бессмертию и при этом отказывать себе в радостях жизни, уподобляясь бездушному механизму часов, не ведающему ничего, кроме отсчета времени.

Игривая навязчивость миловидной ветреницы приятно контрастировала с полной трагизма надрывной страстью Клары. Что ж, может потом... когда все свершится, он и пересмотрит свое отношение к жизни, введет в нее соответствующие коррективы. Но не сейчас. Сейчас нельзя.

– Вам не следует говорить мне подобные вещи, – упрекнул он ее. Не упрекнул – пожурил.

– Знаю. Ведь вы отняли у меня даже надежду, – прошептала Николь, щекоча губами его ухо.

– Отдавать или терять можно, что угодно, только не надежду, – с усмешкой возразил Гроссе, допуская тем самым стратегическую ошибку.

Он с легкостью ориентировался в любой, самой сложной жизненной ситуации, кроме любовной, как правило недооценивая противницу. Как в свое время недооценил Клару. Николь, эта прирожденная хищница с мягкой поступью и мертвой хваткой, учуяв крошечный шанс, тотчас сделала стойку. По законам женской стратегии отвоеванные позиции следовало немедленно за собой закреплять.

Как только кончился танец, она промурлыкала беспечно-скучающим тоном:

– Я давно мечтаю показать вам свою коллекцию редких растений. Это мое хобби и лекарство от скуки. – И, не дав ему что-либо возразить, громко окликнула супруга, чтобы могли слышать и остальные: – Мики! Я увожу мистера Гроссе в наш зимний сад. Он любезно согласился ознакомиться с моими питомцами.