Габо Симонян помолчал.

— Всем выйти,- приказал он наконец.

Потом добавил:

— Капитану Бурунцу остаться.

Предупредив секретаршу, чтобы она некоторое время никому не давала ключ, майор спустил с предохранителя английский замок и вернулся к столу.

Бурунц готовился к продолжению неприятного разговора. Но Габо Симонян молча пошарил на. столе, открыл папку, порылся в ней и осторожно вытащил какой-то листок. Он аккуратно подогнул полоску внизу и, не говоря ни слова, передал бумагу Бурунцу.

По естественному человеческому любопытству, Бурунц первым делом посмотрел вниз и сразу понял, что спрятана подпись. Начальник не хотел, чтобы он знал, кем написана бумага.

Уже предчувствуя неприятность, Бурунц пробежал глазами строчки, аккуратно напечатанные на машинке. Районному отделу милиции сообщалось — правда, в очень сдержанных выражениях,- что участковый уполномоченный Бурунц, расследуя в Доврикенде дело о пропавшей козе, уличил вора — проживающего в этом селе рецидивиста Норайра, но по каким-то причинам не захотел довести расследование до конца. Он самолично освободил преступника от наказания. О том, что Бурунц именно простил преступника, громко и без стеснения повсюду говорит мать Норайра, Маро. Поссорившись с соседкой, она даже заявила: «Теперь уж я вам не поддамся, у меня за спиной — вся районная милиция во главе с капитаном!» Кроме того, недавно раскрыл себя и Норайр, перевезенный капитаном Бурунцем при очень странных обстоятельствах из села Доврикенд в село Урулик, где постоянно живет, как всем известно, сам участковый уполномоченный. Норайр, приехав на день домой, заходил к владельцу пропавшей козы Амо Вартаняну и уговаривал его молчать.

Указанные факты,- говорилось в заявлении,- наводят на мысль, что участковый уполномоченный повел себя с преступником незаконно, недостойно и, возможно, даже вступил с ним в неподобающую сделку.

— Ну, я прочитал,- сказал Бурунц, все еще держа бумагу в руке. Ему очень хотелось отогнуть полоску и увидеть, кем это написано.

— Прочитал? — Майор спрятал бумагу, аккуратно наколов ее на железки скоросшивателя.- Вот по этому поводу мы тебя и вызвали.

Бурунц усмехнулся.

— Вероятно, это вы от кузнеца Саядяна получили. Он у меня в Доврикенде бригадмильцем состоит.

— Кто писал — неважно. Ты должен дать объяснение.

— Кое-что тут верно,- медленно выговорил Бурунц,- хотя есть и брехня…

Майор закрыл глаза. Теперь было видно, какое у него усталое лицо.

— У нас имеется твой рапорт, что тебе тогда не удалось раскрыть преступление.

— Такой рапорт у вас есть,- осторожно подтвердил Бурунц.- Вообще в тот раз я допустил нарушение. Пошел к подозреваемому без понятых. Я ведь сначала хотел только поговорить, а потом увлекся, затеял обыск…

Начальник слушал не перебивая.

— Ты понимаешь,- нахмурился он,- что нераскрытым осталось преступление не только у тебя на участке, но и во всем нашем районе? И одним нераскрытым преступлением больше во всей республике?

— Так,- наклонил голову Бурунц.- И зато, возможно, больше одним возвращенным к жизни человеком.

Габо Симонян грозно уставился на него:

— А ты кто такой? Прокурор? Или судья? Твое это дело — решать судьбу подозреваемого? Ты работник милиции, ты обязан лишь только раскрывать преступления на своем участке. Все до одного! Понимаешь? Вот это именно и имеет огромное воспитательное значение…- Он не хотел слушать возражений. Резко спросил:-Ты суду, что ли, не доверяешь?

Бурунц долго молчал, только с укором смотрел на начальника.

— Как могу не доверять? Но ведь суд имел бы дело с рецидивистом. А вы сами сказали: с рецидивистами нечего цацкаться. И правильно. И суд мог бы не найти смягчающих мотивов… А мне показалось, что мальчишка- совсем ведь еще мальчишка! — может подняться…

— Стой! — непреклонно прервал майор.- Я опрашиваю: твое это дело?

Бурунц тихо сказал:

— Нет, если так ставить вопрос — не мое.

— Перед милицией выдвинуты задачи. И важнейшая — сто процентов раскрываемости преступлений. Чтобы у преступных элементов было сознание неотвратимости наказания в нашем социалистическом обществе. Ты что, не слыхал разве о принципе неотвратимости наказания?

— Слышал,- кивнул Бурунц.- Как я мог не слышать, товарищ майор! Я и слышал, и читал…

— Так что же будет,- все больше распалялся начальник,- если каждый участковый начнет самовольно решать судьбу обвиняемых?

— Плохо будет,- глядя ему прямо в глаза, признал Бурунц.

Майор постучал пальцами по настольному стеклу.

— А ты, опытный работник, разве не знаешь, что от самовольства только один шаг до прямого беззакония? Точное исполнение долга — больше от нас ничего не требуется.

Такие слова после того, что несколько минут назад произошло тут же, в этом кабинете, показались Бурунцу недопустимыми. Он поднял голову и испытующе посмотрел на Симоняна. Взгляды их встретились. И, хотя Бурунц ничего не сказал, начальник понял его. Снова, как несколько минут назад, лицо его стало наливаться кровью.

— Мой вопрос ты давай не затрагивай! — Глаза его округлились от гнева.- Вот сейчас мы с тобой кончим, и я о своем поступке сообщу куда следует.- Он тяжело дышал. — В парторганизацию сообщу. Пусть меня осудят!- Стукнул согнутым пальцем по столу.- Ты о своем вопросе говори!