Шрифт:
После перерыва курс групповой терапии возобновился, однако на первом сеансе присутствовало лишь четверо пациентов — Эльке, Ганс, Эрвин и Вилли. Ганс рассказал о своем сновидении. Ему приснилось, что его кастрировал врач. Эрвин пожаловался на мать, которая решала все за него. Пациенты выглядели подавленными до тех пор, пока моя интерпретация не прояснила положение. Я истолковал подавленное настроение пациентов как результат страха независимости, за которым скрывается желание независимости. Характерной особен-
112
ностью группового процесса явилось то, что активизация позитивных тенденций, вызывавшая у пациентов доверие, надежду и уверенность, сопровождалась взрывом деструктивности. Например, стоило Гудрун на двадцать четвертом сеансе сказать, 4то она уверена в успехе терапии, как Марион заявила, что ей ничего не помогает. Несмотря на четырехнедельную разлуку, пациенты смогли в конце концов собраться вместе, включая Ингеборг. Я заметил, что некоторые из них «держались» друг за друга, например Эрвин и Вилли, Эльфрида и Марион, иначе говоря, сформировали подгруппы, которые были призваны защитить их от возросшей деструктивности. Чувства, переполнявшие пациентов, ярко характеризует сновидение Вилли. Ему приснилась корова, которую ведут на бойню. Затем он разглядел, что это теленок, из головы которого торчит рукоять ножа. Марион полагала, что я стараюсь морально уничтожить пациентов. Кроме того, она сказала, что если бы забеременела, то ни в коем случае не сохранила бы ребенка, потому что, как она выразилась, «людям, которые не могут нормально воспитывать детей, не стоит их иметь». Слова Марион и сновидение Вилли недвусмысленно намекали на состояние пациентов, которые полагали, что я не просто бросил их на произвол судьбы, но и злоупотребляю их доверием. Принимая во внимание недавний перерыв в групповой терапии, я интерпретировал состояние пациентов как новую усиленную вариацию на тему пережитых в прежние годы лишений и жестокого обращения. Через некоторое время Марион показалось, что она стала объектом политической травли. Она обвинила пациентов и меня в неспособности оказать ей ощутимую поддержку и помощь и с головой погрузилась в политическую деятельность. Приблизительно в это же время Вилли, описывая свои
113
ощущения на сеансе, назвал группу «круглой площадкой, в центре которой зияет люк, куда можно провалиться в любую минуту». В ходе терапии пациенты припоминали драматические эпизоды детства — свидетельствовавшие о равнодушии приемных родителей, о тяготах жизни без отца или с безвольным отцом, во всем потакающим своенравной матери, чей дурной нрав также объяснялся недостатком материнской любви в детстве, — которые до настоящего времени не подвергались психологической переработке. Воспоминания пациентов были по большей части фрагментарными. После тридцать восьмого сеанса Эльке без предупреждения покинула группу. Ингеборг не появлялась в группе с тридцать второго сеанса. Оставшиеся пациенты выглядели, словно похоронные агенты. Постепенно пациенты преодолели боль разлуки, освободились от подавленного состояния, и группа вышла на этап конструктивного сотрудничества, на котором ее участники попытались совместными усилиями решить свои проблемы. У Эрвина завязался новый многообещающий роман; он расстался со своей прежней подругой, переехал на другую квартиру, лучше предыдущей, и добился некоторых успехов в учебе. Эльфрида блестяще сдала экзамены. Ганс понял, что работа коммерческого агента — это для него не более чем временный компромисс, подсказанный обстоятельствами. Он осознал, что эта профессия всегда была ему не по душе, и решил приобрести другую специальность. После сорок второго сеанса группу покинул Ульрих, и я, заручившись всеобщим согласием, пригласил новую пациентку — Уллу, двадцатилетнюю студентку, страдавшую расстройством речи и жаловавшуюся на плохую успеваемость, а также на ревнивого приятеля. Она выросла в деревне, в многодетной семье и была вторым ребенком из восьми. На своем
114
первом сеансе она ограничилась наблюдением и молчала. На следующем сеансе она сказала: «Я заметила, что здесь никто никого не хочет слушать. Такое впечатление, словно всех занимает лишь то, что происходит вне группы. Говорят все больше о политике, а не о чувствах. На слова господина Куттера никто не обращает внимание, а если кто-то их замечает, то все равно истолковывает неверно». Образно говоря, Улла предложила группе взглянуть в зеркало. Увиденное смутило пациентов, и они смолкли. Позднее Эрвин согласился с ее мнением. К сорок пятому сеансу группу покинули Ингеборга, Эльке и Ульрих, и я пригласил еще одну новую пациентку, Монику, двадцатишестилетнюю студентку, занимавшуюся искусствоведением. Моника была необыкновенно привлекательной и обаятельной девушкой из благовоспитанной буржуазной семьи и неплохо разбиралась в психологии. Она не раз проходила курс психоаналитической терапии и беседовала со многими психотерапевтами. Она начала с того, что рассказала о своем сновидении. Ей приснилось, что группа убегает, преследуемая друзьями пациентов, и она должна сообщить обо всем психоаналитику, который не замечает грозящей опасности. В заключительной сцене сновидения она лежала на столе, пронзенная ножом.
Пациентов глубоко поразил рассказ Моники. Ганс попытался приободрить участников группы и даже проявил строгость, но безуспешно. Эрвин рассказал о своем сновидении, в котором также фигурировала группа. Ему приснилось, что все пациенты сидят на некотором отдалении друг от друга, а психоаналитик в стороне читает книгу. «Все мы эгоисты», -~ подвел итог Эрвин. Сновидение Эрвина указывало на разобщенность в группе, что, на мой взгляд и по мнению пациентов, свидетельствовало скорее о недостатке дружеских чувств, чем
115
о самостоятельности и успехе терапии. В дальнейшем данное предположение подтвердилось. Пациенты прилагали все усилия для того, чтобы сохранить группу.
11.4. Агония группы
Несмотря на все старания пациентов сохранить группу, ее судьба была предрешена:
группа распадалась. Улла и Моника постоянно спорили, упрекая друг друга в чрезмерном рационализме, недостатке женственности и отсутствии эмпатии. Вскоре Моника решила совершить наяву то, что увидела во сне. Она попыталась покончить жизнь самоубийством и была госпитализирована. После выписки она обратилась ко мне с просьбой провести с ней индивидуальный психоаналитический сеанс. При встрече она поначалу принялась обвинять во всем группу и хвалить меня, а затем наоборот. Она сказала мне, что я ничуть не лучше остальных, поскольку не интересуюсь своими пациентами и уклоняюсь от ответственности. То же самое она вменяла в вину пациентам из группы III. Кроме того, она рассказала мне, что все мужчины, которым она доверялась, настолько откровенно использовали ее, что она готова была разрыдаться всякий раз, когда занималась сексом. К этому времени Ганс, который не раз жаловался на пугающую агрессивность Уллы, Моники и Эльфриды, тоже покинул группу, перебрался к своей подруге и решил пройти курс индивидуального психоанализа. Через несколько сеансов Гудрун тоже отказалась от групповой терапии, сообщив о своем решении пройти курс психоанализа в индивидуальном порядке.
Групповые сеансы с оставшимися пациентами продолжались еще около полугода. Однако развитие терапевтического процесса только подтверждало сновидение Моники. На поверхность вышли деструктивные силы, и,
116
познакомившись с другим терапевтом, Моника разобрала по косточкам и группу, и ее руководителя. Улле приснилось, что она убила свою соперницу и попала в тюрьму. Сновидения других пациентов, в том числе Вилли, Уллы и Моники, которая сообщила о подобном сне на пятьдесят седьмом сеансе, вращались вокруг болезней и смерти. Эрвин вспомнил, как его родители мучили друг друга. Другие пациенты вспоминали о небрежности, равнодушии и бессердечности своих родителей. Благодаря интерпретации данных переживаний и их связи с личностью терапевта восстали из забвения образы бесчувственной матери и безответственного отца. Смертельный удар нанесла группе Моника на шестьдесят седьмом сеансе, назвав группу III «идиотским сборищем» и похвалив при этом другой терапевтический коллектив. Она заявила, что я поражаю ее своей безапелляционностью и оказываю на пациентов психологическое давление подобно многим терапевтам, которые упиваются своей властью, манипулируют людьми и совершенно не заинтересованы в том, чтобы пациенты выздоровели. Моника противопоставила мне другого терапевта, который лечил ее бесплатно и был, пожалуй, единственным человеком, который смог ее понять, хотя и не придерживался какого-то определенного психологического метода. Сновидения пациентов становились все более мрачными. Приведу несколько примеров: сон о концентрационном лагере, в котором содержатся изнуренные голодом люди (сообщение сделано на семидесятом сеансе); сон о мухе, сидящей на женских гениталиях и высасывающей длинным хоботком содержимое матки (сообщение сделано на семьдесят втором сеансе); сон о кошке с перерезанным горлом (сообщение сделано на семьдесят третьем сеансе); сон о женской груди, к которой присосался гигантский рот (сообщение сделано на семьдесят пятом сеансе). Большую роль в терапевтическом процессе
117
играл образ слабовольного отца, который находится «под каблуком» у жены и не способен защитить детей от алчной матери. В частности, об этом шла речь на семьдесят девятом сеансе. Пациенты чувствовали себя нежеланными детьми, о которых не заботится мать. Сильнее всех испытывал подобные чувства Вилли, который до двухлетнего возраста воспитывался в доме бабушки и провел целых два года в семье приемных родителей, прежде чем мать забрала его наконец к себе. Нормальные отношения с отцом у Вилли так и не сложились. На девяносто восьмом сеансе пациенты решили расстаться, убедившись, что, несмотря на наличие нерешенных проблем и неизбежную боль разлуки, их психологическое состояние заметно улучшилось.