д) Летом 1937 г. Алкснис на Монинском аэродроме незаслуженно унижал боеспособность 23-й авиабригады, что могло внушать неверие в наши силы у присутствующего начсостава. На это я доложил, что личный состава работает много, но в работе есть недочеты, которые устраняем и будем устранять. Однако, несмотря на это, мы всегда готовы и когда будет надо, крепко двинем фашистам. Конечно, я этим честным, открытым заявлением закрыл незаслуженно оскорбляемый, молчавший начсостав и принял унижение (ведь говорил заместитель Наркома!) на себя.

е) В конце лета 1937 г. на совещании начсостава 23-й авиабригады, когда во время разбора аварии командира 45-й авиаэскадрильи Бибикова, Хрипин и Гринберг смазывали вопрос о воспитании инициативы начсостава и незаслуженно грязнили корпусное звено, я репликой Гринбергу сказал, что «Ваши установки противоречат установкам Народного комиссара обороны». На это Хрипин разразился угрозами, заявив, что «наши пути расходятся». Я тоже репликой ответил: «Возможно».

6. Политическое недоверие было инспирировано из АОН в мое отсутствие в Монинском гарнизоне (был в секретной командировке).

Главную работу по политическому ошельмованию меня выполняли некоторые работники политотдела 23-й авиабригады: Сережин, Мательский, Выволокин, а также некоторые информаторы особого отдела 23-й авиабригады, которые клеветническими и демагогическими выступлениями ввели в заблуждение актив, которым, по существу,

293

никто не руководил. Открыто политическим клеветникам не удалось меня ошельмовать, ибо партийная конференция 23-й авиабригады отменила политическое недоверие, вынесенное партийным активом, как не соответствующее действительности. Несмотря на полную реабилитацию, отдельные клеветники вроде Сережина продолжали твердить и врать не за двух, как говорил Пушкин, а за целый коллектив. Против этой дикой антипартийной травли, продолжавшейся уже без прежнего шума «бей начальство!» и после партконференции, видимо, не возражали новые руководители АОН, ибо это соответствовало их эгоистическим интересам и предвзятому решению меня, так называемого «авиационного старика», скорей сдать в архив, т.е. из АОН перевести в распоряжение.

7. Из этого ясно видно, как враги и их подручные старались вйеми способами опорочить меня в открытой атаке, но эти атаки, основанные на сплошной лжи и клевете, постоянно разбивались о факты моей партийной стойкости и беззаветной преданности делу нашей великой партии Ленина-Сталина, великому Сталину и о факты знания и любви к порученному служебному делу.

Из этого также для меня ясно, что, не достигнув цели в открытой атаке, эта компания подручных врагов перешла к более сильной атаке, скрытой от партийного и общественного мнения грифом «секретно», чем, естественно, было обеспечено соответствующее мнение настороженности ко мне, а следовательно, достигнута легкость перевода меня в распоряжение с последующим увольнением из ВВС РККА.

8. Подходя абстрактно к рассмотрению перевода в распоряжение и увольнение меня из ВВС, можно сказать, что в этом нет ничего ненормального или противозаконного.

294

Все выполнено в пределах закона, регулирующего жизнь и деятельность всякого командира, но рассуждать отвлеченно — значит ошибаться даже в тех случаях, когда исходишь из совершенно правильного принципа.

Имея в виду, что истина всегда конкретна, я настойчиво добивался сообщения мне причин перевода в распоряжение, увольнения и шестимесячной позорной безработицы от руководства АОН и руководства ВВС РККА, на что я получил нижеследующие ответы.

А) По поводу перевода меня в распоряжение:

Командующий АОН комдив Хользунов 15 февраля 1938 г. ответил, что я пойду на укрепление Гражданского воздушного флота, а когда я ему доложил, что в его же предписании указано только о переводе меня в распоряжение, он ответил: «Таково решение Наркома».

Бывший член Военного совета АОН дивизионный комиссар Гальцев сказал, что командиры корпусов плохо работали и они об этом доложили Наркому. Работая совместно не более полутора месяцев, я просил его уточнить, в чем выразилась конкретно моя лично плохая работа. Я получил ответ — таково решение Наркома с добавлением, что на меня ничего компрометирующего нет.

Бывший начальник политуправления АОН тов. Степанов сказал, что на меня ничего компрометирующего члена ВКП(б) нет, поэтому он не знает причин перевода в распоряжение.

Бывший начальник отдела кадров ВВС Поляев ответил: «Чего ты беспокоишься, тебя ведь не демобилизовали, а перевели в распоряжение. Я только оформлял этот перевод и больше ничего не знаю».

Начальник ВВС РККА тов. Локтионов ответил, что это проделали аоновцы без него непосредственным докладом

295

Наркому обороны и добавил: «Тебе, старому опытному командиру, беспокоиться нечего, скоро получишь соответствующее назначение».

Член Военного совета ВВС тов. Овчинкин сказал: «Скро-бук, ты не волнуйся, получишь скоро назначение, и тогда будет пересмотрен вопрос о твоем воинском звании. Я ведь был полковым комиссаром, а теперь дивизионный (комиссар)».

9. Эти абстрактные дипломатические «ответы», по существу, не отвечали на мой вопрос о причине снятия, а посему и не могли меня удовлетворить, ибо я думал и работал конкретно, поэтому убежден, что за срок менее полтора месяца совместной работы нельзя составить объективную оценку на командира корпуса, которого изгоняли из АОН не в интересах большевистского дела, а из каких-то ложных, предвзятых побуждений.