— Врёшь! — кричит Стенька. — Много ты мне, матушка Волга, дала серебра и золота, и всякого добра, наделила честью и славою, так и я отблагодарю... отдам тебе что ни на есть дорогое моему сердцу, и люби ты её, как я люблю...

Схватил он мощными руками ханскую дочь и, пока его товарищи очнулись, бросил её в волны Волги...

Красавица сразу захлебнулась и пошла ко дну, а струг, рассекая волны и покачиваясь, поплыл быстро вверх по течению, так как ветер дул сильно в паруса.

Отрезвившись на другой день, Стенька ужаснулся своему поступку, возвратился назад, сам бросался в воду и нырял, но по пословице: что в воду упало, то пропало.

Все прежние его мечты, что он возвратится на Дон, заживёт с братом Фролом миролюбиво (о жене своей, казачке, он не думал) и в семейном счастье, сразу разбились. Он сделался мрачен и запил.

По дороге они останавливались у сел и, по тогдашнему выражению, учиняли дурости и воровство.

Медленно шли они и только к Покрову подошли к Царицыну. Приказ был — не впускать казаков в город, но у воеводы Унковского не было столько войска, чтобы воспрепятствовать Стеньке войти с его казаками в город закупить сани, так как наступили морозы.

Впустили казаков. Чтобы удержать их от пьянства, Унковский велел продавать водку по двойной цене; а когда два казака позволили себе грабёж, он задержал у одного пару лошадей с санями и хомутами, у другого — пищаль.

Казаки прибежали к Стеньке, поселившемуся у купца Федьки Сидорова, ходившего с Усом в Ферапонтов монастырь, и принесли ему жалобу на воеводу.

Стенька рассвирепел: велел тотчас, чтобы Федька пошёл с ним разыскивать воеводу.

С большою толпою казаков двинулись они к воеводскому двору и стали вламываться в его палаты. Воевода выскочил из окна и спрятался куда-то.

Стенька искал его по всем хоромам, но, не найдя, отправился в церковь, где он осматривал даже алтарь.

В церкви шла обедня, и там молилась в это время купчиха Алёна: она стояла на коленях, делала поклоны, не обращая внимания на шум казаков.

— Кто это? — спросил Стенька Федюшку.

— Великая черница — дома расскажу.

Не найдя здесь воеводы, Стенька возвратился домой; Унковский, когда всё успокоилось, отправился в приказную избу.

Не успел он войти туда, как явился казачий старшина, запорожец.

Обругал он воеводу и даже потрепал у него бороду; в это же время появился в избе Стенька.

Дело обошлось довольно миролюбиво: воевода заплатил казакам за хомут, сани и лошадей, но при этом Стенька молвил:

— Коли ты станешь впредь нашим казакам налоги чинить, так тебе от меня живу не быть.

После этого Стенька возвратился домой и за обедом выслушал рассказ о великой чернице, о грамоте к нему, Стеньке, от Брюховецкого и как они шли с Усом освободить Никона, да тот отказал.

— Сегодня же, как стемнеет, веди меня к ней, — задумчиво произнёс Стенька. — Но что бы она не испугалась, ты, Федька, пойди и скажи, что я буду к ней.

— Пущай придёт, — молвила инокиня, когда Федька явился к ней, — только один с тобою, но без молодцев своих.

Вечером Стенька с Федькою Сидоровым прокрадывались к дому инокини, и когда постучали в ворота, им открыл двери Жидовин.

Войдя в избу, Стенька перекрестился иконам и пошёл под благословение к хозяйке. На ней была одежда монахини, на голове клобук, а на груди крест, осыпанный драгоценными каменьями, — подарок царевны Татьяны Михайловны.

— Сатане, водяному, а не Богу служишь ты, — крикнула она со сверкающими глазами, отдёрнув руку, — да, водяному. Слышала, как бросил ты наложницу свою, прекрасную персидскую царевну, в воду водяному... а сегодня, в день святой Богородицы, ворвался ты в алтарь... Да как тебя земля выносит... Не благословение, а проклятие на твою голову... пущай отныне царевна мучит и преследует тебя...

Стой... молчи... виноват... каюсь... грешен... И так царевна ночью выплывает из воды и тянет ко мне свои синие руки.

Стенька упал на колени, прильнул лицом к полу и зарыдал.

— Много нужно для твоего спасения! — ещё с большим жаром крикнула инокиня.

— Скажи, что должен делать... Раздам всё, что имею... пойду ко гробу Господню... на Иордан... Постригусь... в чернецы пойду...

— Не отмолишь этим грехов, а должен ты положить душу свою за овцы.

— Прикажи...

— Стонет по всему царству, от Урала до Смоленска, от Соловок до Киева, вся русская земля... Боярские люди точно овцы, а бояре, помещики — точно звери лютые: пьют и сосут они кровь христианскую, бьют холопов и батогами, и кнутами, кожу с них сдирают... А земля и душа Богом даны... Коль хочешь искупления, так подыми знамя чёрной земли, иди освобождать угнетённых и уничтожать притеснителей — и тогда ты положишь душу за овцы.