— Клянусь.

— Теперь ступай и знай — милость моя тебе на век.

Когда священник удалился, Филарет бросился вон из маленькой своей комнаты и заходил быстрыми шагами по своим обширным палатам; он просто задыхался от волнения.

Множество мыслей мелькали у него в голове, и вдруг, остановившись, он крикнул окольничего Стрешнева.

Окольничий ждал всегда его приказаний в передней.

Лукьян Стрешнев тотчас явился на зов владыки.

— Лукьян, — сказал он, — несколько раз я хотел спросить, как зовут твою дочь?

— У меня две.

— Да ту, знаешь, когда я был у тебя в последний раз... такая нежненькая, белая, с тёмно-синими глазами... с ямочками на щеках... ты ещё подводил её под моё благословение.

— Авдотья, — обрадовался Стрешнев, что владыка обратил внимание на его дочь.

— Евдокия, — поправил его Филарет и продолжал лихорадочно: — Тотчас беги домой... окружи её близкими родственниками... не дай её извести...

— Святейший патриарх, ты пугаешь меня... Разве семье моей грозит опасность или — ей?

— Беги, говорю тебе, тотчас... береги её... ты головой отвечаешь за единый её волос... и ко мне не показывайся... дома сиди и береги свою дочь, пока я не позову тебя... Слушайся же, коли я приказываю.

Стрешнев побежал опрометью домой и по дороге думал:

— Уж не испорчен и не рехнулся ли святейший? Но как сказать жене о приказании патриарха?

Он заблагорассудил лучше заболеть, лечь в кровать и под предлогом, что ему скучно и чтобы дочь за ним ухаживала, он задержал её близ себя, в своей опочивальне, а вечером, отпуская от себя, он просил, чтобы жена брала её на ночь с собою в кровать.

Прошло между тем сорок дней траура, который тогда существовал при дворе на случай смерти царя или царицы. Отслужены были панихиды по умершей и после поминального обеда патриарх поехал навестить царицу-инокиню в Вознесенский монастырь.

Царица после смерти её невестки Марьи Владимировны или прикинулась, или была в действительности больна, но встретила она мужа кряхтя, охая и жалуясь на разные недуги.

Патриарх выслушал это снисходительно, но с нетерпением. Когда же она кончила, он обратился к ней:

— Царица, ты всё говоришь о болести телесной, а о душевной не упоминаешь: разве не болеет твоя душа, что Бог прибрал нашего ангела Марью Владимировну?

— То воля Божья, — вздохнула инокиня, подняв вверх глаза.

— Воля-то воля Божья, но разве не скорбит твоя душа, что ангела не стало, что царь Михаил вновь без жены, да и без потомства?

— Жён не стать искать: их много на свете, а вот матерь едина, — бросила ему шпильку инокиня.

— Так нужно искать ему жену и ищи, — произнёс сдержанно патриарх.

— Уж ты ищи... Ты отыскал и Машку Долгорукую, заставил дать своё благословение, вот и покарал Господь за обиду матери.

Патриарх вспылил, но удержался.

— Царица, — произнёс он спокойно, — я взаправду думаю день-деньской о сыне; не хочешь ты, чтобы у него было потомство, — я это понимаю... понимаю и цели твои, но этого не будет... я снова женю сына.

— И без моего благословения?

— Хоша бы и без твоего благословения.

— Кто же будет моею царицей, — рассердилась инокиня.

— Твоей и моей царицей будет Евдокия Лукьяновна Стрешнева, дочь моего окольничего.

— Авдотька! — вспылила инокиня. — Да это будет на смех курам! Щуплая... две помойные ямы среди щёк... Да и Стрешневы... хамы... Не будет моего благословения... и поглядишь, и она околеет вон как та... ну, покойная Машка.

— Полно, баба, дурить-то, — вышел из себя патриарх. — Коли будет она царицей, поклонишься ты ей в ноги, как царице, и не будет она порченая: я окружу её Стрешневыми, и будут они отвечать мне за неё головой, а к тебе, царица, не будет она ездить и пить квас.

Инокиня бросила на Филарета быстрый взгляд — лицо его было спокойно, но грозно.

— Да, — продолжал он. — Стрешневы будут отвечать за неё головой своей, и всех твоих боярынь я выгоню из дворца, а родственников и всех твоих слуг я и на глаза царицы не пущу. Я буду бодрствовать за нею и за её детьми, коли Бог их даст, как за зеницу своего ока, и коли её изведут, как в бозе почившую, то... то...

— Кто же извёл ту? Она сама извела себя, — прошипела инокиня.

— Кто извёл её? А вот что я тебе скажу: коль Стрешнева будет изведена, так я знаю, за кого взяться... Но вместо ссоры ты скажи, дашь ли благословение царю, коли он женится на Стрешневой?