Шрифт:
– Где привратник? – спросил король.
– Я привязал его к решетке у ворот, – ответил герцог Гиз.
– Расспросите его, кузен.
– Он не ответит.
– Ну, если ему немножко подпалить ноги, так заговорит, – смеясь, сказал король.
Генрих Наваррский поспешно заглянул в окно.
– Его уже нет, – сказал он.
– Кто же его отвязал? – спросил герцог Гиз.
– Смерть дьяволу! – воскликнул король. – Так мы ничего и не узнаем.
– Сир, как видите, – сказал Генрих Наваррский, – ничто не доказывает, что моя жена и невестка месье Гиза находились в этом доме.
– Правда, – ответил Карл. – В Библии сказано: три существа не оставляют следа: птица – в воздухе, рыба – в воде и женщина… нет, ошибся… мужчина…
– Таким образом, – прервал его Генрих Наваррский, – самое лучшее, что мы можем сделать…
– Это, – продолжал Карл, – мне заняться моим ушибом, вам, Анжу, смыть с себя апельсинный сироп, а вам, Гиз, отчистить кабанье сало.
После этого все четверо вышли из дома, даже не закрыв за собой двери.
Когда они дошли до улицы Сент-Антуан, король спросил герцога Анжуйского и герцога Гиза:
– Вы куда?
– Сир, мы идем к Нантуйе, он ждет нас, меня и моего лотарингского кузена, ужинать. Не желаете, ваше величество, присоединиться к нам?
– Нет, благодарю; мы идем в другую сторону. Не хотите ли взять одного из моих факельщиков?
– Благодарим за милостивое предложение, но нам он не нужен, – поспешил ответить герцог Анжуйский.
– Ладно… – согласился король. – Это он боится, чтоб я не велел проследить его, – шепнул Карл на ухо королю Наваррскому. Затем, взяв его под руку, сказал: – Идем, Анрио! Сегодня я угощаю тебя ужином.
– Разве мы не вернемся в Лувр? – спросил Генрих Наваррский.
– Говорю тебе – нет, чертов упрямец! Раз тебе говорят – пойдем, так иди!
И Карл повел Генриха Наваррского по улице Жоффруа– Ланье.
VII. Анаграмма
На улицу Жоффруа-Ланье выходил переулок Гарнье-сюр– Ло, а другим концом он упирался в пересекавшую его улицу Бар. В нескольких шагах от их пересечения, по направлению к переулку Мортельри, на улице Бар притаился домик, одиноко стоявший среди сада, окруженного высокой каменной стеной, где имелся только один вход, закрытый массивной дверью.
Карл вынул из кармана ключ, легко открыл дверь, запертую только на замок, затем, пропустив Генриха и двух слуг с факелами, снова запер за собою дверь.
Одно маленькое оконце светилось в доме. Карл показал на него пальцем Генриху и улыбнулся.
– Сир, не понимаю, – сказал Генрих.
– Сейчас поймешь, Анрио.
Генрих Наваррский с удивлением посмотрел на короля: и голос, и выражение лица у Карла были проникнуты нежностью, до такой степени чуждой обычному выражению его лица, что Генрих просто не узнавал своего шурина.
– Анрио, – сказал король, – я уже говорил тебе, что когда я выхожу из Лувра – я выхожу из ада. Когда я вхожу сюда – я вхожу в рай.
– Сир, – ответил Генрих, – я счастлив тем, что ваше величество удостоили взять меня с собой в путешествие на небо.
– Путь туда тесный, – сказал король, вступая на узенькую лестницу, – и вполне подходит под сравнение.
– Какой же ангел охраняет вход в ваш Эдем, сир?
– Сейчас увидишь, – ответил Карл IX.
Он сделал знак Генриху идти потише, отворил одну дверь, затем другую и остановился на пороге.
– Взгляни! – сказал он.
Генрих Наваррский подошел и замер на месте перед самой очаровательной картиной.
Женщина лет восемнадцати-девятнадцати спала, положив голову на изножье кроватки, где спал младенец, и держала обеими руками его ножки у своих губ, а ее длинные вьющиеся волосы рассыпались по одеялу золотой волной. Точь-в-точь как на картине Альбани, изображающей деву Марию и Христа-младенца.
– О сир! Кто это прелестное создание? – спросил Генрих.
– Ангел моего рая, – отвечал король, – единственное существо, которое любит меня ради меня.
Генрих улыбнулся.
– Да, ради меня самого, – сказал Карл, – она меня полюбила, когда еще не знала, что я король.
– А когда узнала?
– А когда узнала, – ответил Карл со вздохом, говорившим о том, что залитая кровью власть бывала для него тяжелым бременем, – а когда узнала, то не разлюбила. Суди сам!
Король подошел на цыпочках и прикоснулся губами к цветущей щеке молодой женщины так осторожно, как пчелка к лилии. И все-таки она проснулась.
– Шарль! – прошептала она, открыв глаза.