Герцог ждал его в первой комнате. Он быстро схватил Генриха за руку и, приложив палец к своим губам в знак молчания, увлек короля Наваррского в отдельный круглый кабинетик, помещавшийся в башенке и благодаря этому совершенно недоступный для шпионства.

– Ах, брат мой, какая ужасная ночь! – сказал герцог.

– А что такое было?

– Хотели вас арестовать.

– Меня?

– Да, вас.

– Почему?

– Не знаю. Где вы были?

– Король с вечера увел меня с собою в город.

– Значит, он знал, – сказал герцог. – Но если вас не было дома, то кто же был у вас?

– А разве кто-нибудь у меня был? – спросил Генрих, будто не зная.

– Да, какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было уже поздно.

– А этого мужчину арестовали? – спросил Генрих с мучительной тревогой.

– Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражей и убежал.

– Молодец де Муи!

– Так это был де Муи? – подхватил герцог.

Генрих почувствовал свой промах.

– Я так предполагаю, – ответил он, – потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и заявить ему, что все свои права на наваррский престол я уступаю вам.

– Если это станет известно, мы погибли, – сказал герцог Алансонский, побледнев.

– Да, несомненно, Морвель скажет.

– Морвель ранен шпагой в горло; я спрашивал хирурга, который делал ему перевязку, он сказал, что раньше недели Морвель не сможет произнести ни одного слова.

– Неделя! Для де Муи это больше чем нужно, чтобы оказаться в полной безопасности.

– В конце концов, это мог быть и не де Муи, – сказал герцог Алансонский.

– Вы так думаете? – спросил Генрих.

– Да. Ведь человек так быстро скрылся, что заметили только его вишневый плащ.

– В самом деле, – ответил Генрих, – такой плащ больше подходит какому-нибудь дамскому угоднику, а не солдату. Никому в голову не придет подозревать в де Муи обладателя вишневого плаща.

– Нет, – сказал герцог, – уж если кого и заподозрят, так скорее… – Герцог запнулся.

– Ла Моля, – продолжил Генрих.

– Разумеется! Я и сам, глядя на бежавшего человека, одну минуту подумал на Ла Моля.

– Вы и сами думали? Тогда вполне возможно, что это был Ла Моль.

– Он ничего не знает? – спросил герцог Алансонский.

– Ровно ничего, во всяком случае – важного, – ответил Генрих.

– Теперь я сам уверен, что это был он.

– Черт возьми! – сказал Генрих. – Если так, то это очень огорчит королеву Наваррскую, она принимает в нем большое участие.

– Участие, говорите вы? – спросил герцог в замешательстве.

– Конечно, Франсуа. Разве вы забыли, что вам его рекомендовала ваша сестра?

– Верно, – ответил герцог упавшим голосом. – Поэтому мне и хотелось быть ему полезным, настолько, что я из опасения, как бы его вишневый плащ не навлек подозрений, поднялся к нему в комнату и унес вишневый плащ к себе.

– Что умно, то умно, – ответил Генрих. – Теперь я мог бы не только биться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.

– Даже на суде? – спросил герцог.

– Ну конечно, – ответил Генрих. – Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от королевы Маргариты.

– Если бы я был уверен, что вы выступите свидетелем, я бы выступил против него как обвинитель, – сказал герцог.

– Если вы, Франсуа, выступите с обвинением, то, разумеется, я же не стану вас опровергать.

– А королева? – спросил герцог.

– Ах да! Королева!

– Надо бы узнать, как она поступит?

– Это я беру на себя.

– А знаете что, братец? Ей, пожалуй, не будет смысла опровергать нас; ведь этот молодой человек прогремит теперь как храбрец, и слава ему не будет стоить ни гроша, он купит ее в кредит, на веру. Правда, весьма возможно, что ему придется за это уплатить вместе с процентами и капитал.

– Ничего не поделаешь! – ответил Генрих. – Ничто не дается даром в этом мире.

И, с улыбкой махнув рукой герцогу Алансонскому, он осторожно высунул голову в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, Генрих быстро проскользнул на боковую лесенку, которая вела в покои Маргариты.

Королева Наваррская, так же, как и ее муж, была в волнении. Ее сильно тревожил ночной поход против нее и герцогини Невэрской, предпринятый королем, герцогом Анжуйским, герцогом Гизом и Генрихом Наваррским, которого она тоже узнала. Несомненно, что у них не было никаких улик против нее; привратник, которого отвязал от ворот Ла Моль, уверял, что не сказал ни слова. Но четыре высокопоставленные особы, которым два простых дворянина – Ла Моль и Коконнас – оказали сопротивление, – эти особы свернули со своего пути не случайно, а с определенной целью. Маргарита вернулась в Лувр на рассвете, проведя остаток ночи у герцогини Невэрской. Она тотчас легла в постель, но вздрагивала при малейшем шуме и не могла заснуть.