— Хорошо. Спасибо.

И заговорил совсем тихо:

— Вам ничего не угрожает. Нам приказано охранять вас. Я только вам скажу, что ваш генерал Муха хороший мужик, но его начальник там в Москве дружит с нашим олигархом. В Москве у нашего Беленького много друзей — и в органах, и даже в Кремле у него свои люди. И Старрок — начальник милиции, тоже его приятель. Имейте это в виду: с Беленьким лучше не ссориться. Об этом говорят все наши ребята.

— А про нас что-нибудь знают ваши ребята? Почему вам приказали нас охранять?

— Беленькому нужен вот он,— не знаю, как вас звать...

Андрей кивнул на Олега и смутился. Но затем продолжал:

— Говорят, вы какой-то изобретатель, которого тайком вывезли из Америки, и очень нужны нашему хозяину. Олигарх моему командиру будто бы сказал: «Берегите его, как и меня. Он самый ценный и самый важный человек на свете».

Катя улыбнулась, пожала руку Андрею:

— А теперь иди. Спасибо за откровенность и не беспокойся: мы тебя не предадим. Наоборот, будем помогать тебе в жизни. Звони мне. Нам нужны русские ребята,— такие, как ты.

Андрей, не разгибаясь, юркнул в ближайший куст. А Олег и Катя, воодушевленные разговором, смотрели друг на друга и улыбались. Потом Олег привлек Катерину и прижался щекой к ее щеке.

В кустах вдруг снова возникло движение, послышались голоса, но разобрать их было невозможно. Потом увидели, как цепочка ребят побежала вниз по тропинке. Во дворе замка появились машины, раздавалась громкая команда. Тишину разорвал двигатель вертолета, со свистом рассекали воздух лопасти- крылья. А через пять-десять минут винтокрылая машина, точно гигантская стрекоза, поднялась над оградой замка и, клонясь боком к озерам, точно падая, выровнялась над поляной и полетела на восток — в сторону России. Уехали и машины — очевидно, увезли охрану. И почти внезапно наступила тишина, царившая тут во все прошлые века и тысячелетия.

— Сатана оставил нас, отлепился,— сказал Олег в тревожном раздумье. Глаза его потухли, он смотрел под ноги, перебирал камушки.

— Ты опечалился, будто проводил друга.

Олег повернулся к Катерине, взял ее руку, стал нежно поглаживать.

— Не дадут они нам покоя. Слышит мое сердце.

Катя молчала. Не хотелось ей говорить банальные слова утешения, она тоже слышала сердцем, что покоя им в жизни не будет. Для себя она уже решила быть всегда рядом с Олегом и его судьбу принимала, как свою собственную. Позвонила маме:

— Мамулечка, дорогая. Что ты там делаешь, я по тебе соскучилась,— и в голосе ее, почти еще детском, слышалась такая грусть и тревога.— Я нахожусь в командировке, от тебя далеко, но ты за меня не беспокойся. Тут объявился знаменитый целитель, он лечит позвоночник. Я постараюсь с ним встретиться и пришлю его к вам. Пусть он полечит Эдуарда.

Над ее головой раздался голос генерала Мухи:

— А лекарь тут, вот он. Я знал, что он вам нужен, и привел его.

Катя поднялась и увидела перед собой невысокого мужчину лет сорока, широкого в плечах, с длинными могучими руками.

— Но вы... Я только подумала, а вы уже здесь.

— На то он целитель,— сказал Муха.— Его пригласили к олигарху, но тот внезапно улетел. Его, как нечистую силу, словно ветром выдуло. Что-то там в Москве у него случилось,— по-моему, счета в банках заморозили. Это у них, «новых русских», бывает, их теперь все чаще стали потряхивать. А целитель — он вот, к вашим услугам.

Целитель поклонился Кате, назвал себя:

— Олесь Савицкий. Давайте адрес вашего брата. Я еду в Москву, заодно и посмотрю его.

Катя дала ему визитную карточку и на ней написала имя своей матери и брата. И хотела договориться насчет платы, но замялась, не знала, как это сделать. Муха понял ее и сказал:

— Не беспокойтесь. Я все улажу.

И — к целителю:

— Идите вниз, вас отвезут домой на моей машине.

Теперь они на большом гранитном камне сидели трое и — молчали. Катя и Олег ждали, когда заговорит генерал, но вид у него был сумрачный, в глазах металась тревога. И Катя спросила:

— Вы чем-то озабочены, Родион Иванович. Поделитесь с нами своей тревогой. Нам тоже как-то неуютно; слышит мое сердце неладное, боюсь я за нашего Олега и, как видите, не скрываю своего беспокойства.

Генерал посмотрел Катюше в глаза. По возрасту он годился ей в отцы, но выглядел молодо, был крепок, ладно скроен, лицом приветлив и симпатичен. Кате нравились такие мужики, спокойные и сильные духом, они казались ей надежными и располагали к откровенности.

— Женское сердце,— заговорил генерал,— более чуткое, чем наше, мужское. Потому и раньше слышите всякие беды, подползающие к нам. А они, эти беды, ползут точно змеи, и я уже слышу их шипение. Верный человек звонил мне рано утром и передал, что отдел, в котором я служу, реформируется и я останусь без работы. Люди Беленького, Гусинского есть и у нас. Они не дремлют, выталкивают так называемых государственников. Мне сорок два года, до пенсии далеко, но не о себе я сейчас думаю. Теперь я боюсь за судьбу Олега Гавриловича. Буду с вами до конца откровенен и скажу такое, что не имею права вам говорить. Олег Гаврилович становится объектом большой политической игры, в борьбу за него включается все больше сил, играющих в нашем государстве важную, а иногда и решающую роль. Меня от вас отставят и, может быть, даже устранят физически. Им не нужны свидетели, и люди, приближающиеся к Олегу, как бабочки, подлетающие к огню, будут сгорать мгновенно. Олега они, конечно, будут беречь, но свободы он лишится.