Королева практически не в состоянии была понять, что происходит с Дианой, в чем ее проблемы. Она была воспитана в идее жертвовать всем ради долга и в свою очередь внушала то же детям. Личные переживания не должны выходить на поверхность, и Диана, с ее бросающейся в глаза обидчивостью и постоянным эмоциональным самокопанием, была для нее сущим наказанием.

Истинная причина состояла в том, что Диана была чужой среди них. Никто во дворце не знал, что делать с этой чувствительной, истинно царских кровей красавицей, которой с ее хрупкостью было не пройти там, где спокойно протаптывали себе тропу флегматичные тяжеловесы.

Диана была еще совсем девочкой, когда вошла в их дом, храброй девчонкой, с течением лет пытающейся проявить себя как женщина. Она была таким чувствительным созданием, так отчаянно нуждающимся в любви и поощрении, что напыщенное высокомерие особ королевского дома терзало ей душу.

Если бы только рука мужа поддерживала ее, а его мудрость и верная любовь направляли ее, то она была уверена, что постепенно нашла бы верный путь. Ее бы не охватывало отчаяние, часто сбивавшее ее с пути, подводя к опасной грани.

Оглядываясь назад, Диана видела, что с самого начала должна была понять, что ее супруг по-настоящему любит другую. Конечно, до поры до времени она не могла уловить истинного смысла происходящего. Да и как бы она могла? Она была молода, увлечена и исполнена заблуждений юности.

Горечь развода родителей не смогла заглушить ее бурного романтического воображения. В действительности их развод только подогрел ее стремление к идеальному браку. Она не допускала мысли, что может выйти замуж не по любви и не на всю жизнь.

К несчастью, человек, который выбрал ее себе в жены, который уготовил ей роль будущей королевы, который, благодаря ее чистому облику и скромному, безупречному воспитанию, счел ее подходящим помощником в своей миссии, имел другой взгляд на брак.

Сам он оказался в незавидном положении человека, влюбленного в замужнюю женщину. Поначалу это казалось ему вполне разумным и безопасным: у него было достаточно времени для своих занятий и государственных дел. Но когда он понял, что эта женщина, которую он так безумно любил, которая так его понимала, вдохновляла и никогда не стремилась затмить, — стала ему душевным другом, его собственный брак показался ему клеткой. Он знал, что ему не выпутаться, что он не может не жениться, но никогда не думал, никогда не мог себе даже представить, к каким трагедиям это приведет.

Пока Диана была невестой, она видела, какое влияние на ее будущего супруга имеет Камилла Паркер-Боулз, но была уверена, что сможет с этим справиться. Она отметала свои сомнения, уговаривая себя, что Чарльз любит только ее одну, и не хотела верить, что его любовь может быть обусловлена какими-то внешними обстоятельствами. Одним словом, она решилась заслужить и завоевать его безраздельную любовь.

До свадьбы Диане приходилось идти на существенные уступки, поскольку все мысли Чарльза занимала Камилла Паркер-Боулз. Не зная тогда еще ни о глубине их отношений, ни о крепости их уз, она наивно предполагала, что все будет хорошо, как только она станет женой Чарльза. Слишком юная и неопытная, чтобы понимать, какие сложные силы могут связывать людей, она не сомневалась, что ее нежность и красота, молодость, стройная, изящная фигура и всепоглощающая любовь к супругу быстро вытеснят со сцены миссис Паркер-Боулз.

Если бы только кто-нибудь помудрее и поопытнее взял на себя труд поговорить с ней... Быть может, ее мечты были бы разбиты, но она хотя бы была подготовлена к грубой реальности своего брака и ей не пришлось бы в течение пяти лет привыкать к этому.

Любовь совсем не то, что ты воображаешь, — могли бы они сказать ей. Любят не за совершенства, не за непогрешимость. Любят не только за красоту, но и за недостатки. Любят за морщины и тени под глазами, говорящие о страданиях. Любят не за умение владеть собой, а за слабости и за хрупкость плоти, не отвращающую, как нечто неуместное и неподобающее, но притягательную, как неотъемлемая часть того, кого любят.

Но ей никогда этого не говорили; она была один на один с жизнью. Все с замиранием ожидали ее выхода на сцену. Родные и друзья, которые могли окружить ее защитным кольцом своей заботы, тоже безучастно наблюдали, зная, что от уготованной ей роли, роли в стране и в мире, она отказаться была не вправе.

Охваченная всеобщей эйфорией, ощущением величия творящихся сегодня событий, она ни на одно мгновение не могла себе представить, что, оставшись наедине со своим мужем, она не обретет покоя в его объятиях, не найдет в его любви долгожданной безопасной гавани. Наступила минута, к которой она готовила себя, о которой грезила по ночам еще в школьные годы в Вест-Хете.

Потрясение, ожидавшее ее во время медового месяца, было слишком сильным. У нее никогда не возникало и тени опасения, что она не сможет удовлетворить своего супруга физически.

Он был ее первым любовником, и она все еще была в плену романтических образов. Брак представлялся слиянием двух душ и тел. Она верила, что с каждым днем любовь их будет все расти и вместе с ней будет укрепляться их союз, раздвигая границы их чувственных открытий.

Если бы тогда она знала правду, то поняла бы, что ничего такого не будет, что это невозможно, что в одной постели бок о бок со своим мужем она будет лежать в отчаянии и одиночестве, словно рядом никого нет.