Она хотела, чтобы он почувствовал себя здесь как дома. Вернее, даже больше — ей хотелось, чтобы он возвратил этому дому веселье и покой. Когда она бывала здесь с Чарльзом или даже одна, ей было как-то не по себе, она ощущала себя посторонней в собственном доме. Отвергнутая Чарльзом, не удостоенная его любви, она распространила свою обиду и на Хайгроув. Если бы она хоть на минуту задумалась и спросила себя, в чем причина ее переживаний, то поняла бы, что дело не в доме, просто ей неуютно с самой собой и от перемены места ничего не изменится.

Пока слуга заносил сумки Джеймса в отведенную ему комнату, Уильям и Гарри бросились навстречу их общему другу. Но еще больший восторг вызвала у них встреча с Джестером, который от такого к себе внимания был в крайнем возбуждении. Джеймс уступил просьбам мальчиков, пообещав завтра поучить их ездить верхом, и шутливо заметил, что скоро они будут держаться в седле не хуже матери.

Диана пребывала в радостном возбуждении. Наблюдать, с каким неподдельным интересом, с какой добротой и вниманием Джеймс общается с ее мальчиками, было для нее счастьем — счастьем безграничным и никогда еще не испытанным. Впрочем, вскоре гувернантка Барбара Барнес, ревностно следившая за тем, чтобы мальчики не слишком устали и не перевозбудились, увела их спать.

Когда Диана повела Джеймса по широкой лестнице наверх, он был приятно удивлен непретенциозностью обстановки в Хайгроуве. Дом был обставлен тщательно и богато, но без особых излишеств, и мало чем отличался от других загородных особняков состоятельных людей его круга. Многие детали показались ему знакомыми в его, оклеенной бордовыми обоями, комнате: бутылка Хиллсдаунской минеральной воды и стакан на столике у кровати, коробки печенья и мятных пастилок. Рядом стопки старинных книг в твердых переплетах, потрепанные триллеры и старые с выцветшими обложками экземпляры журналов Тэтлера, Вога и Харперз-энд-Куин. Вазы со свежими цветами соседствовали с херендским фарфором на туалетном столике; гербовая писчая бумага с конвертами на письменном столе.

Закрыв дверь, Джеймс заключил Диану в объятия, и они слились в долгом, глубоком поцелуе. Им обоим необходимо было это тесное слияние друг с другом. Они хотели убедиться, что все осталось по-прежнему между ними, а их чувства если и претерпели какие-то изменения, то стали разве что еще сильней. Они лежали на кровати под пологом, Джеймс гладил Диану по затылку и осыпал поцелуями. Когда они бывали наедине, то забывали обо всем на свете и ощущали себя единым целым.

Такие уик-энды, которые с тех пор случалось раз в месяц, проходили в блаженном забвении. В эти краткие райские мгновения им не приходилось ни о чем сожалеть. По ночам Джеймс тихо проходил по коридору в спальню Дианы, находящуюся тремя комнатами дальше. И неизбывное чувство одиночества покидало Диану.

В тиши ее выдержанной в кремовых тонах спальни, на прикрытой пологом кровати, засыпали они глубоким, безмятежным сном счастливых любовников, даже сквозь сон ощущающих присутствие друг друга.

Никогда Диана не испытывала- такого умиротворения, как по утрам, просыпаясь одновременно с Джеймсом в своей спальне. Даже то, что Джеймс вынужден уходить от нее спозаранку, чтобы Уильям или Гарри, не дай Бог, не застигли их, не огорчало ее, — ведь она знала, что вскоре они встретятся вновь, когда, подтянутый и бодрый, он выйдет к завтраку.

Диана начинала завтрак в обществе Уильяма, Гарри и Барбары Барнес, а затем к радости мальчиков, под их звонкие восклицания к ним присоединялся Джеймс. Как всегда безупречный в манерах и одежде, — он являлся воплощением комильфо. И тогда они с Дианой начинали игру в хозяйку и гостя, с непременным «доброе утро», «как-вам-спалось» и «присаживайтесь».

Конечно, гувернантку детей Барбару Барнес дурачить не имело смысла. Наблюдая за происходящим с веселым любопытством, она, конечно же, прекрасно понимала, почему этот красивый гвардейский офицер так часто появляется именно в те дни, когда Диана живет здесь одна, без мужа, но никогда ни взглядом, ни словом, ни жестом не проявляла своей осведомленности. Это ее не касалось.

Когда Уильям и Гарри убегали в конюшни, Джеймс и Диана обычно еще некоторое время сидели, наслаждаясь полным покоем. Джеймс нежно целовал Диану в затылок или клал ей руку на плечо, и в эти минуты им этого было достаточно, ведь наконец-то они могли распоряжаться своим временем.

Конечно, в Хайгроуве они предпринимали все меры предосторожности, чтобы Уильям и Гарри ничего не узнали об их истинных отношениях. Даже беглые поцелуи или мимолетные ласки они позволяли себе лишь тогда, когда были совершенно убеждены, что их никто не видит. Если не принимать в расчет слуг — повара, служанок, дворецкого и швейцара, умевших сливаться с окружающей обстановкой, когда в них не было нужды, — Диана и Джеймс были одни во всем доме. Даже телохранители в Хайгроуве держались незаметно, так что Диана и Джеймс едва ли даже подозревали об их присутствии.

Наибольшее наслаждение в эти уик-энды им доставляло ощущение, что они могут испытывать то же, что и всякая другая влюбленная пара, счастливая уже одним тем, что они вместе. И им уже не важно, чем они заняты, лишь бы быть вместе, упиваться обществом друг друга, чувствовать поддержку и электризующую близость любимого.

Часто, когда Джеймс принимался читать газеты, аккуратно перегибая листы, она тихо наблюдала за ним, слишком погруженная в свое счастье, чтобы самой сосредоточиться на чтении. Ей хотелось глубже уйти в себя, чтобы запечатлеть, посмаковать это ощущение. И тогда ее охватывало беспокойство, она начинала тормошить Джеймса и они вместе отправлялись в конюшни смотреть, как мальчики ездят верхом по окрестным полям. И когда Джеймс, прислонясь к изгороди рядом с Дианой, подбадривал их и давал советы, Диана чувствовала, что сбывается то, чего она так жаждала.