Они мирно беседовали, и темой их разговора был, конечно, Джеймс. Единственное, чего хочется влюбленным, это говорить о своей любви, и Диана не была исключением. Какое блаженство не контролировать каждое свое слово, иметь возможность говорить свободно. И она скоро излила весь поток чувств к Джеймсу. Снова быть в его доме, сидеть у огня и весело шутить с его сестрой — сколько счастливых воспоминаний всплывало в памяти! Они беззлобно посмеивались над ним, притворно удивляясь, как он обходится без отутюженных рубашек, своего виски и свежего номера журнала «Лошади и собаки».

Перед уходом она заглянула в комнату Джеймса и некоторое время сидела в одиночестве на его постели. Здесь она могла вдыхать воздух, которым он дышал. С тоской она глядела на аккуратный ряд ботинок с деревянными колодками в них для сохранения формы; рассматривала фотографии на стенах и прижимала к груди его подушку. Сколько счастливых минут испытала она в этой уютной комнате с низкими деревянными потолками. Ей было так хорошо с ним. Если с ним что-нибудь случится, она не знала, сможет ли это пережить.

В первые шесть недель пребывания в Заливе перед Джеймсом была поставлена задача подготовить своих людей к боевым действиям. Им предстояло освоиться в непривычных климатических условиях, привыкнуть к высоким температурам воздуха и подготовить себя психологически. Ему нравился дух армейского братства, причастности общему делу, было приятно разделять со своими людьми их ежедневные заботы, но, коль скоро он был их командиром, он понимал важность соблюдения строгой субординации. Он не мог себе позволить слишком дружеских отношений, опасаясь ослабления общей дисциплины, но должен был оставаться вполне доступным для своих солдат.

Это была тонкая грань, которую он остро ощущал и никогда не переступал. Если перспектива войны вселяет в людей тошнотворный страх, она же и сплачивает их духом молчаливой взаимовыручки. И проходя подготовку, они спаялись в единую команду, черпая стойкость и выдержку друг у друга.

Джеймс должен был объединить людей и помочь им обрести силу духа. Он должен был быть всегда на шаг впереди, держа себя в руках, ибо нельзя вести людей в бой со страхом в душе. Чем ближе подступала война, тем мрачнее они становились, тем меньше им хотелось шутить и дурачиться. И охотников играть в бейсбол в свободное время уже не находилось; нарастающий страх не располагал к привычным армейским шуточкам, и улыбки на лицах становились все более натянутыми.

За несколько дней до отправки на центральный сборный пункт команда прошла особый инструктаж. Им сказали, что они должны быть готовы к страшному зрелищу и грохоту боевых действий, что им придется слышать душераздирающие крики их товарищей и видеть разрываемые взрывами тела. В считанные секунды люди становятся калеками или погибают. И их предупреждали, что некоторые не смогут вынести этого кошмара.

Все это, как объяснял проводивший инструктаж офицер, им говорят так грубо и откровенно, без прикрас, потому что они должны знать правду о том, что их ожидает. В противном случае под впечатлением увиденного они потеряют способность действовать должным образом в боевых условиях, утратят автоматизм выполнения отработанных приемов. Они не смогут применять навыки оказания первой помощи для спасения себя и своих товарищей.

Постепенно они начали осознавать кровавую реальность. Им предстоит вступить в настоящий бой. Они легко могут погибнуть, но даже если выживут, они уже никогда не будут прежними людьми. Им никогда не излечиться от потрясения. Некоторые без стеснения отирали безмолвные слезы, невольно наворачивавшиеся на глаза при мысли, что они уже никогда больше не увидят своих родных, что обязательно погибнут. Но как ни страшна была правда, которую они услышали, они все же были благодарны за это.

Им сказали, что они обязательно должны дать выход своему страху, что только выговорив его, ясно сформулировав, можно открыть дорогу храбрости, заключенной в каждом человеке, как естественная составляющая. Но это должно произойти своевременно, и единственный путь к этому лежит через откровенное обсуждение своего страха, а не подавление его. Они должны, по крайней мере, быть твердо уверенными в своих профессиональных качествах, потому что, как говорили им, все они профессионалы высокого класса. Они прекрасно подготовлены и должны лишь реализовать свои возможности. На них возлагается огромная ответственность, но их командиры не сомневаются, что они оправдают оказанное им доверие.

Слушая эту речь, Джеймс не мог думать ни о Диане, ни о чем постороннем, кроме своего служебного долга. Все его мысли сосредоточились на его подразделении. Перед ними поставлена гигантская задача; разворачивается кровопролитная битва. Потом, во время еженедельной воскресной службы, вместе со всеми шепча молитвы, он понял, что не хочет умирать. Все ждали этой службы, ждали ободряющих слов капеллана. Молитва перед походным алтарем действовала утешительно, и несмотря на то, что они распевали гимны посреди голой, открытой всем ветрам, пустыни, они ощущали, что Бог их не оставил, что он на их стороне; и они молились истово, как еще никогда в жизни им не приходилось.

Когда, вливаясь в монотонный хор солдатских голосов, под шелест пустынного ветра, вздымавшего песчаную поземку, Джеймс затянул «Воинство Христово впереди идет» и «Господь мой пастырь», он устыдился своих мыслей о смерти. Теперь он не вправе был думать о себе — он мог думать только о вверенных ему людях. Он испытывал гордость за людей, способных перед лицом смерти самозабвенно распевать гимны. Он должен жить ради того, чтобы обеспечить их благополучное возвращение домой, к своим родным. Это его прямой долг, и он попытается сделать все от него зависящее.