Король Иоанн воспринял слова эти как вызов и вознамерился двинуть вперед свои полки. Но царь Иоанн опередил его, взяв с собой семь тысяч детей боярских, восемь тысяч стрельцов и казаков, да четыре тысячи татар, он вторгся в Эстляндию. Города Леаль, Лоде, Фикель, Гаспаль сдались без сопротивления, Падис закрыл было ворота, но после месяца блокады покаянно распахнул их, Ревель же царь Иоанн оставил в стороне за отсутствием пушек. Король шведский запросил мира, царь Иоанн ответил ему письмом ругательным, часть которого сохранилась в архивах царских: «...Польские королевны бывали и за конюхами. Спроси у нее, коли сам не знаешь, кто был Войдило при Ягайле? Не дорог мне и король Эрик, смешно думать, чтобы я мыслил возвратить ему престол, для коего ни он, ни ты не родился. Скажи, чей сын отец твой? Как звали вашего деда? Пришли нам свою родословную, уличи нас в заблуждении, ибо мы доселе уверены, что вы крестьянского племени. О каких таких древних королях свей-ских ты писал к нам в своей грамоте? Был у вас один король Магнус, да и тот самозванец, ибо ему надлежало бы именоваться князем из рук наших. Мы хотели иметь печать твою и титул Государя Шведского не даром, а за честь, кою ты у нас вымаливал: за честь сноситься прямо со мной, мимо наместников наших. Избирай любое: или имей дело с ними, как всегда бывало, или нам поддайся. Народ твой искони служил моим предкам, в старых летописях упоминается о варягах, кои находились в войске Самодержца Ярослава-Георгия, те варяги были свей, сиречь его подданные. Ты писал, что мы употреб-—ГЕНРИХ эрлих

ляем печать Римского Царства, какую же еще печать употреблять нам, если она и есть наша собственная, прародительская. Ибо происходим мы от Августа-кесаря...» Несмотря на это, мир был заключен.

Затем направился царь Иоанн в Курляндию, под польской властью тогда находившуюся Ригу, как и Ревель недавно, стороной обошел, но многие другие городки и замки посещением своим почтил. Нагрянув же нежданно в Вольмар, захватил там в плен гетмана литовского Александра Полубенского и множество знатных панов литовских. После этого все польские и литовские гарнизоны в Ливонии прекратили сопротивление.

Умиротворенный большой победой, царь Иоанн отпустил всех пленных на родину, одарив их знатно шубами, кубками и ковшами. Королю Баторию же велел передать на словах предложение мира вечного.

[1577 г.]

После усилий многолетних царь Иоанн добился вожделенной цели — покорив Ливонию, держава Русская получила выход к морю Северному. Но главные города портовые оставались в чужих руках, Рига — у поляков, Ревель — у шведов, нам же досталась Нарва да стоящий напротив нее Ивангород, который и так был русским от века. И купцы европейские, опасаясь корсаров польских, шведских и датских, отнюдь не спешили в Нарву с товарами, столь необходимыми державе Русской. Лишь купцы английские приплывали к нам, да и то выбирали для этого кружной путь через Студеное море.

Для укрепления связей с Англией решил царь Иоанн взять себе жену из земли английской, какую-нибудь из двоюродных племянниц королевы Елизаветы. В посредники в этом деле тонком выбрали одного из английских купцов, в державе нашей обретавшихся, Джерома Горсея, потому что царь Иоанн хотел до поры до времени сохранить дело в тайне, а пуще всего опасался умаления своего достоинства в случае возможного отказа. Посему призвали означенного Горсея, потолковали

с ним приватно и отправили на разведку. Снабдили его и грамоткой для королевы Елизаветы,

В ожидании ответа царь Иоанн ввел во дворец Василису Мелентьеву, вдову мелкого дьяка, женщину уже не молодую, мать двоих взрослых детей, но красоты неописуемой. Митрополит Антоний корил царя Иоанна за сожительство греховное, но тот лишь отшучивался: «Токмо для молитв совместных ежевечерних держу и из любви к ее детям-сиротам!»

Не прошло и года, как от королевы Елизаветы пришел несколько туманный, но в целом благожелательный ответ. Главный же ее вопрос был: какие права будут закреплены за потомством высокородной четы? Царь Иоанн отвечал, что старший сын, если будет на то воля Господа, наследует престол Русский, остальные же дети получат уделы знатные. С таким ответом отправилось в Англию посольство малое во главе с Федором Писемским. В нескором времени, в другом уж годе, вернулся Писемский с ответом Елизаветы, в котором было названо имя будущей невесты — Мария Гастингс, и с новыми вопросами настойчивыми.

Вновь отправился Писемский в Англию с уверениями царя Иоанна в неизменности его планов престолонаследия и с наказом твердым не только повидать невесту, но и привезти ее портрет и точную мерку на бумаге. Когда после проволочек долгих был наш посол допущен до лицезрения девицы, то оказалась она перестарком тридцати годов и худой, с лицом, оспою побитым.

Впрочем, случилось это много позже, за время этой многолетней езды туда-сюда многое изменилось в державе Русской и невеста английская царя Иоанна уже не интересовала.

[1578 г.]

Все переменилось с очередной изменой и бегством короля ливонского Магнуса, который передался под руку короля польского Батория вместе со страной, ему только на бумаге принадлежавшей. Баторий, давно искавший повод для столкновения с нами, безрассудно вступил в пределы Ливонии.

Вновь разгорелся пожар войны ливонской, о которой мы уже решили забыть навечно.

Вел войну Баторий против всяких правил дедовских, с коварством и вероломством, невиданным в странах христианских. Ворвавшись в пограничную крепость Дюнебург, он приказал перерезать всех до единого ее защитников. То же и в крепости Венден, которая была ключом ко всей Ливонии. Не удовлетворившись этим, Баторий стал подстрекать народ русский к измене и бунту, завалил подметными письмами все наши западные города, и в письмах тех обещал простым людям всяческое благоденствие в обмен на их покорность. Не оставлял Баторий подобными же заботами и страны европейские. На множестве языков печатались там книжицы, а то и просто цайтунги, в которых восхвалялись подвиги короля польского и его громкие победы, а о Русской державе распространялись всякие враки и небылицы.

Тут же встрепенулся хан крымский, отошедший после поражения великого. «Казны твоей не требую, — писал он царю Иоанну, — но дай мне Казань и Астрахань. Пусть царевичи крымские сядут там наместниками». Устрашенный царь Иоанн готов был отдать Астрахань, но крымский хан на это не соглашался: «Что нам Астрахань даешь, а Казань не даешь, то нам непригоже кажется: одной и то же реки верховье у тебя будет, а устью у меня как быть?»

Царь Иоанн послал в Крым вельможу знатного, князя Мо-сальского, с поминками богатыми, какие Крым доселе не видывал, и с обещаниями дани ежегодной, только так откупились от нашествия нового.